Дажан отвернулся и скоро уснул. Но Слободан ещё долго не мог успокоиться, твердил про себя: «Убегу, всё равно удеру. Найду какую-нибудь щёлку. В мышиную норку пролезу, но выскользну! Обязательно вырвусь из этого ужаса!

В середине VI века из осколков различных племён на Алтае образовался новый народ — тюрки, которые в короткий срок создали могущественное государство — Тюркский каганат, простиравшийся от Жёлтого до Аральского моря. В Приаралье тюрки натолкнулись на сопротивление племён вар и хион, которые называли себя аварами. Это были индоарийские потомки древних сакских племён, белокурые и голубоглазые. Они унаследовали древнюю высокую цивилизацию Турана. У них была панцирная конница и многовековой воинский опыт, накопленный в многочисленных войнах с Персией и Византией.

Однако в войне против Тюркского каганата авары потерпели поражение и вынуждены были уйти на запад. На Северном Кавказе они попросили у аланского царя Саросия принять их под своё покровительство. Положение беженцев было действительно ужасным, и Саросий оказал им поддержку. Однако авары проявили необычайные хитрость и коварство. Они неожиданно налетели на сабиров и разгромили их, а затем повергли утугуров и залов, увлекли за собой побеждённые народы и в союзе с кутургурами в 558 году напали на антов (славян). Анты под водительством своего князя Мезенмира храбро сражались с искусным врагом, но вынуждены были отступить в Карпатские горы. Князь Мезенмир вступил с аварами в переговоры, чтобы обменяться пленниками, но жестокие и коварные авары убили его. «Сей муж приобрёл величайшее влияние среди антов, — писал впоследствии о Мезенмире византийский летописец Протиктор, — он способен был противостоять любому из своих врагов. Поэтому нужно было его убить, а затем беспрепятственно совершать набеги на чужую землю».

С тех пор славяне стали платить дань аварам, владения которых простирались от Азовского моря до. Альпийских гор. Авары, которых на Руси называли обрами, установили жестокий режим, покорённые народы не только нещадно эксплуатировались, но их насильно мобилизовывали во вспомогательные воинские подразделения, на различные работы и просто всячески над ними измывались. «Повесть временных лет» отразила весь ужас аварского ига, рассказывая, как обры, «великие телом и гордые умом», запрягали в телегу по три, по четыре или пять славянских женщин и ехали куда надо.

Авары восстановили скифский металлургический городок Каменск на Днепре, который стал основой их экономического могущества; без него столь малочисленный народ не смог бы долго продержаться в окружении могущественных противников. Мастерские Каменска работали на основе богатого залежами железной руды нынешнего Криворожья. В нем были сотни плавильных печей и мастерских, главным образом железообрабатывающих, производивших оружие и прочую утварь для аваров. В городе проживало несколько тысяч человек, в основном рабов, которые говорили на языке своих господ и заказчиков — аваров. Это был грандиозный лагерь рабов.

Лагерь тщательно охранялся, и побег из него был почти невозможен.

С трёх сторон он был окружён Днепром, рекой Конкой и Белоозёрским лиманом. Всюду, где город выходил на берега окружавших рек и лимана, были крутые обрывы, высота которых колебалась от 8 до 11 метров, а с четвёртой стороны он был ограждён земляным валом с крепостной стеной, башнями и железными воротами; под валом был вырыт глубокий ров. Кроме того, город сторожила конная и пешая стража с собаками. Вот в этом центре рабства Аварского государства и оказался Слободан, которого теперь все звали Кием.

...Минуло десять лет. Кий вырос, возмужал. Фигурой и ростом пошёл в отца: высокий, широкоплечий, узкий в поясе, со здоровенными руками, привыкшими махать молотом. Характер выработал резкий, крутой и смелый, и парни его побаивались. Но и положение раба наложило свой отпечаток: был осторожен, когда нужно — сдержан, мог затаиться, промолчать, стерпеть унижение, проглотить обиду.

Старый мастер семь лет назад скоропостижно умер. Бывший подручный Ерумил встал на его место, и Кия перевели от мехов ему в помощники. Сработались быстро. Только кидал Ерумил заготовку на наковальню, как Кий начинал крутить молотом «солнце»: молот описывал круги, не останавливаясь. Так было легче работать, чем поднимать кувалду для каждого удара. По команде мастера бил он по раскалённой добела заготовке. Если Ерумил показывал кулак, то бил изо всей силы, большой палец — слабее, а если ладонью в воздухе изображал волнистую линию, то мог стукнуть еле-еле, будто маленьким молоточком. Премудрость вроде небольшая, но нужна сноровка, понимание друг друга; это давало слаженность в работе. Много что поделали они: мечи, наконечники стрел и пик, топоры, сошники, секиры, грубые украшения для домов, железные ограды, долота, тесла, подковы, скобы для построек, костыли и прочую мелочь.

Ладилась работа у Ерумила и Кия. Только имел одну слабость мастер: чуть дело не пойдёт — клещи в одну сторону, заготовку — в другую, а сам начинал бегать и выкрикивать проклятия. Тогда Кий садился в сторонку и, сжавшись в комок, содрогался от душившего его смеха. Проходила минута-вторая, и снова мастер брался за инструмент, будто ничего не бывало.

Старый хозяин, скупой и въедливый «колдун Маргест», тоже умер. Хозяином кузницы стал его сын Савлий, пьяница и бабник. В кузницу он приходил с утра с опухшими глазами, отзывал Ерумила, узнавал, что было сделано за день, давал новое задание, кое-какие распоряжения и уходил, как правило, до следующего утра. При нем работать стало легче, спокойнее. Оставались надсмотрщики, но с ними Ерумил умел ладить.

Тяжким был труд в кузнице. Но ещё хуже приходилось, когда заканчивались заготовки и кузнецов выгоняли на какую-нибудь другую работу: копать ямы, углублять рвы, подносить кирпичи при ремонте крепостных стен. Особенно была ненавистна работа по насыпке дорог. Приходилось в корзинах перетаскивать камни и песок, укладывать под постоянным наблюдением надсмотрщиков, которые стегали плётками и по причине и без причин. Работали под палящими лучами солнца или проливными дождями, да ещё кормили кое-как, не то что в кузнице. Ко всему прочему, приезжали разные чиновники, проверяли качество выложенной дороги, ругали мастеров, а те отыгрывались на рабах.

Как-то прибыл сам градоначальник Каменска. Подкатил в крытом возке, запряжённом тройкой белых лошадей. На рабов накинулись мастера и надсмотрщики:

— На колени, быдло! На колени!

Кий видел, как из кареты вылез поджарый, высокого роста мужчина в роскошном одеянии: расшитой золотыми нитями белой рубашке и коричневых штанах, на ногах — сафьяновые сапожки, голову венчала грива седых волос.

Его лицо с орлиным носом и пристальным взглядом синих глаз выдавало аристократа не первого поколения, привыкшего к поклонению и раболепию окружающих. Опираясь на трость, он пошёл по только что уложенной дороге, а за ним, вприпрыжку забегая то с той, то с другой стороны, спешил дорожный мастер.

За градоначальником из кареты чопорно вышла девочка, по-видимому, его дочь, разнаряженная, точно кукла. Она, наморщив носик, огляделась вокруг, потом прошлась вдоль кареты, осторожно ступая точёными ножками. У неё было смуглое лицо, на котором выделялись широко поставленные синие глаза.