litbaza книги онлайнСовременная прозаБикфордов мир - Андрей Курков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 79
Перейти на страницу:

Шофер дернул вверх ручной тормоз.

– Эх, дороги, холод да туман… – замычал во сне Горыч.

– Проснись! – шофер дернул его за плечо. – Приехали.

Тот протер глаза.

– Тихо как!

– Да, – кивнул шофер. – Громко уже не будет: бензин кончился.

– Так что, дальше не поедем?

– Ну почему?! Мы уже часа два ехали без мотора. Наверно, под уклон. Так что если уклон сохранится – так и дальше поедем.

– Под уклон?! – Горыч задумался. – Тогда дай бог, чтоб этот уклон не кончался…

Не сговариваясь, они вышли из кабины.

Шофер потопал ботинками по земле, удивляясь ее твердости и неподатливости.

– Есть хочется… – признался Горыч.

– Сухари в ящике с инструментом, – сказал шофер, забираясь в кузов.

– Ты помнишь, в каком конце неба находилась Малая Медведица?

Шофер этого не знал. Звезды он помнил, видел их часто на небе в довоенное время, но с тех пор, как все началось, позабыл не только о них, но и обо всех природных светилах.

– Брось спички! – крикнул он Горычу.

Коробок упал на брезент, под которым лежал контуженный пассажир.

Зажглась спичка. Шофер сдвинул брезент и осветил лицо пассажира.

Горящая спичка задрожала в руке над пожелтевшим лицом.

Шофер бросил ее за борт машины.

– Умер, – сказал он.

Горыч промолчал, переминаясь с ноги на ногу. Потом выдавил из себя: «Земля очень твердая».

– Странно, – продолжил он. – А ведь я и забыл о том, что он с нами. Думал, что вдвоем едем…

– И я забыл, – признался шофер. – Я сейчас включу свет.

Он щелкнул тумблером прожектора и замер. Под стеклом зародилась искорка и принялась рассеивать внутренний мрак. Шофер смотрел на нее не моргая. Глаза болели, слезились, но он не отводил взгляда от медленно зарождавшегося света.

Минут через пятнадцать прожектор нагрелся и столб света не спеша стал подниматься вверх.

Темнота посторонилась, у машины появились очертания. Горыч увидел землю под ногами и присел на корточки. Погладил ее ладонью, поднес ладонь к глазам, дунул… Потом взглянул на фигуру шофера, четко подсвеченную прожектором.

– Тихо как! – снова удивился Горыч.

– Давай снимем его! – прошептал шофер.

Горыч встал на колесо, забрался в кузов. Отодвинул с лица пассажира брезент и застыл, глядя в открытые глаза умершего.

– Он сам захотел ехать с тобой? – Горыч повернулся к шоферу.

– Да.

– А ведь он не верил в это… Раньше не верил.

– А потом поверил, – ответил шофер. – Было очень темно. Надо было во что-то поверить.

– Ладно, – выдохнул Горыч, словно согласившись с какой-то неприятной мыслью.

Они открыли задний борт и опустили тело на землю.

В машине была только одна лопата.

Сухая земля сопротивлялась, словно уже прятала в себе что-то.

Первым копал шофер. Горыч углубил могилу. Рука уходила в нее по локоть.

Пассажира уложили в землю лицом вниз.

– Так лучше, – сказал шофер. – Если появятся птицы – не смогут выклевать ему глаза.

Горыч согласился.

Сверху присыпали пассажира землей, но плечи все равно выглядывали.

– Как его звали? – спросил Горыч.

Шофер пожал плечами и горько усмехнулся.

– Я ведь и твоего имени не знаю.

Горыч кивнул.

– Когда-нибудь все это кончится, даже если мы зря ищем… – сказал он, встал с колен и уставился на луч прожектора.

– Здесь ничего. Можешь вырубить.

Шофер забрался в кузов и щелкнул тумблером.

Хлопнули дверцы машины. Снятая с ручного тормоза, она медленно покатилась вперед, увозя в неизвестном направлении затухающий луч.

Шофер, облокотившись на руль, привыкал к новому для себя звуку – скрипу деревянных бортов кузова.

Горыч дремал.

4

Какая ночь! Полированный штиль, спящая морская гладь. Спрыгнуть бы на нее, надев на тельняшку черный пиджак с воротничком «под горло», спрыгнуть и пойти, оставляя за собой не следы, а круги на воде, расходящиеся и постепенно затухающие, как вокруг поплавка при клеве. Только надо не забыть книгу – без нее я не смогу отыскать писателя, с которым говорить будет трудно, он ведь умный… А умные чаще неразговорчивы. Надо уговорить его еще одну книгу написать. Там у него «Дирижабли и их военное применение», а надо, чтобы «Дирижабли и их мирное применение». Всего-то. Ночка-ночь, пройдет с глаз прочь, только бы штормок не принесла. Озеро лучше, чем море. Там дом близко. А ведь действительно ночь – самое безопасное время! Вот сейчас тут появляется белый дирижабль… нет, не белый, белый сразу собьют. Появляется черный дирижабль, и даже я его не замечаю, а он медленно, выключив мотор и пользуясь попутным ветром, пролетает над баржей в кудаугодном направлении… Хорошо бы с ним и письмо отправить… «Уважаемый товарищ писатель П. Ионов! С интересом познавательного характера около десятка раз перечитал вашу книгу и очень хочу с вами не согласиться. Конечно, военное время требует от дирижаблей только военного применения, но мы-то живем из расчета на мирную жизнь, и из этого расчета кажется мне, что вы не совсем правы. Я вас ни в чем бы не упрекнул, если бы эту книгу вы написали в этом или в прошлом году. Но ведь она написана в 1933-м! А какая тогда была война? Тогда была коллективизация! Тогда все нуждались в другой книге, которую вы не написали! А раз вы ее не написали, то и говорить, стало быть, не о чем. Но все-таки сравните: дирижабль прокрадывается над ночным городом и бросает бомбы в спящие дома или дирижабль над огромным полем распыляет семена пшеницы. Почему же вы написали только о бомбах, о военной разведке? Очень вас прошу написать вторую книгу. Вы же писатель, а значит, каждую вашу книгу претворяют в жизнь. Если такую книгу напишете – пришлите ее мне домой после войны по адресу: Архангельская обл., город Каргополь, пристань, пароход «Никитин», Харитонову. С уважением и пожеланием». Вот жизнь военная: спешить некуда, горизонты чистые, рацию забрали еще перед первым рейсом, а радиомачту оставили. Был на ней флаг, а теперь его нет, теперь я вместо флагштока.

Харитонов на третьи бессонные сутки стал проваливаться в дрему. Старший матрос Грицак, не дай ему Бог здоровья, не мог простить своему же земляку неповиновения и неисполнения команд. В чем-то Грицак, конечно, был прав: где вы видели матроса с рыжей бородой или вообще с бородой? Грицак его видел перед собой каждый день и так внутренне из-за этого расстраивался, что переставал чувствовать себя командиром. А для того, чтобы почувствовать себя командиром снова – надо было наказать младшего матроса. Вот Грицак и гонял его по двадцать четыре часа в сутки, а чтобы тот без спросу не отдыхал – сам Федор Грицак старался быть постоянно рядом. Он сидел на корме рядом с Харитоновым и смотрел в утренний горизонт. Федор тоже то и дело проваливался в дрему, и вот перед очередным провалом он заметил на горизонте черную точку. Грицак собрался с силами, открыл глаза, достал из своей полевой сумки бинокль и приставил окуляры к уставшим глазам.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 79
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?