Такого безумия допустить нельзя. Не успев хорошенько подумать о последствиях лично для себя, Камилла выхватила из дядиной руки пистолет, вскочила на ближайший стул и выстрелила в воздух. Обе группы резко развернулись в ее сторону, готовые броситься на нападавшего… Но когда мужчины увидели ее с дымящимся пистолетом в руках, шум начал затихать, и вскоре в комнате воцарилась полная тишина.

— Неужели ни капли разума не осталось в ваших головах? — Камилла смотрела на креолов сверкающими от гнева глазами. — Разве забыли вы, что случилось, когда вы напали на наших прежних хозяев? Пятеро были казнены. Пятеро поплатились за это жизнями! Желаете кровью отпраздновать наше вступление в Соединенные Штаты?

Мужчины глядели на нее не отрываясь, а дядя дергал за подол и шипел: «Спускайся, слезай оттуда!» Но она еще не закончила. И когда он вырвал пистолет из ее рук, она обернулась к американцам, которые были слишком возбуждены, чтобы понять ее слова, произнесенные по-французски.

— А вам я вот что скажу. Тридцать лет нами управляла Испания, и ни разу испанцы не заставили нас танцевать фанданго. А вы, так гордящиеся своей пресловутой свободой, хотите вынудить нас танцевать кадриль или джигу?

Шепот побежал среди американцев, плохо ее понявших, но, прежде чем она успела перевести сказанное, майор Вудвард повторил все по-английски с предельной точностью.

Генерал Уилкинсон слушал и кивал. Затаив дыхание она ждала, что он на это скажет. Но он только рассмеялся, когда майор закончил. Генерал поднял свой бокал и произнес:

— Очень хорошо, мадемуазель. — Затем повернулся к оркестру. — Вальс, джентльмены! Сыграйте нам вальс, будьте любезны!

Креолы одобрительно зашумели, когда зазвучала музыка, и хотя американцы вряд ли были довольны, они не осмелились оспаривать приказ своего генерала. Камилла молча наблюдала, как генерал, бросив несколько слов майору Вудварду, увлек свою жену танцевать.

И только после этого она осознала, как возмутительно вела себя. Пресвятая Дева Мария, она стояла на стуле и кричала на мужчин, как торговка на рынке! Неужели ей мало разговоров вокруг ее имени? Сегодняшняя выходка едва ли будет способствовать тому, чтобы эти пересуды когда-нибудь стихли.

Она огляделась в поисках родных, но теперь ее окружало море людских голов. Кто-то помог ей спуститься, вокруг толпились мужчины, поздравляя с великолепной речью. Она рассердилась: те самые молодые люди, которые обычно игнорировали ее, теперь, когда она случайно стала героем дня, расточали в ее адрес комплименты. Она как раз собиралась высказать все, что о них думает, когда кто-то, глядя ей за спину, надменно произнес по-французски:

— Ну вот, теперь они послали сюда своего американского дикаря, чтобы он и дальше оскорблял нас.

— Американского дикаря? — Камилла оглянулась, ожидая увидеть невесть откуда взявшегося индейца.

Вместо этого она очутилась лицом к лицу с майором Вудвардом. К сожалению, гордое и насмешливое выражение лица указывало на то, что он слышал высказывание наглеца. И поскольку смотрел на нее с нескрываемым презрением, он явно заключил из ее ответа, что она вполне согласна с креолом. Камилла покраснела до корней волос, хотя и знала, что американец ошибается.

Вудвард небрежно поклонился и заявил на безупречном французском:

— Мисс Гирон, меня зовут майор Саймон Вудвард. Не окажете ли честь танцевать со мной в интересах мира и содружества?

Застигнутая врасплох, Камилла медлила с ответом. Дядюшка оторвет ей голову, если узнает, что она согласилась танцевать с человеком, который не был должным образом представлен семье. Но отказать она тоже не могла, ибо тогда американец подумает, что все креолы — сплошь невоспитанные грубияны. А это, разумеется, неправда, хотя с первого взгляда и может так показаться.

— Благодарю вас, с удовольствием, — пробормотала она, наконец решившись, и взяла его под руку.

Она ощущала исходящее от него напряжение, когда они отходили от группы креолов, и, едва освободившись от их назойливого внимания, майор пробурчал себе под нос:

— Ну и задание мне подкинули… Она с недоумением взглянула на него.

— Генерал просил передать вам его благодарность. Он глубоко признателен вам за столь удачную попытку восстановить спокойствие. Сам он не решился пригласить вас на танец: побоялся, что вы откажете ему, а с политической точки зрения ни к чему хорошему это бы не привело.

— А что, если бы я отказала вам? — спросила она, перейдя на английский, справедливо считая, что ему проще будет изъясняться на родном языке.

Он взглянул на нее оценивающе.

— Я бы не позволил вам отказать мне, — отрезал он. — Мы, «дикари», не слишком утруждаем себя правилами хорошего тона, знаете ли.

Ее захлестнул стыд — не столько за себя, сколько за своих соотечественников, которые могут повесить на человека ярлык, не основываясь ни на чем, кроме нелепых слухов.

— Я вовсе не считаю вас дикарем, — поспешно сказала она. — Вы, без сомнения, человек цивилизованный, и…

— Очевидно, не настолько, чтобы танцевать с королевой бала, — пресек он ее беспомощный лепет. Лицо его было жестким. — Так что простите, но порученную мне миссию я завершил и должен вернуться к своим обычным обязанностям.

Он высвободил руку и пошел было прочь, но Камилла его окликнула:

— Постойте!

Он медленно обернулся. Его лицо все еще хранило презрительное выражение, и ей вдруг захотелось видеть, как он улыбается. Но было ясно, что он не желает иметь ничего общего ни с ней, ни с ей подобными.

Камилла лихорадочно искала причину, которая заставила бы его остаться.

— Вы решили оставить даму без танца, на который ее пригласили?!

— Мой долг, мадемуазель, находиться при солдатах, — сказал он. Пренебрежительный взгляд, которым Вудвард одарил ее, отпугнул бы любую женщину. Но Камилла не зря была дочерью пирата.

— Не думаю, чтобы в данный момент они нуждались в вашем присутствии, — возразила она. — По-моему, они все тоже танцуют.

Он оглядел зал и убедился, что это правда. Потом посмотрел на нее испытующе.

— Я не умею танцевать вальс.

— Ах, вот как, — смутилась она. Пожалуй, вышло неловко. Слишком поздно вспомнились ей дядины слова о том, что майор не посещает балы. Теперь стало понятно почему. Дикари не умеют вальсировать, не так ли?

— Что ж, тогда я научу вас. — Слова сорвались с языка прежде, чем она успела поймать их.

На этот раз на лице его надолго застыла маска изумления.

— Простите, что?

Она подала ему руку, отступать было поздно.

— В интересах мира и содружества самое меньшее, что я могу сделать, — это научить вас танцевать наш любимый танец.

На мгновение ей показалось, что он готов отказаться. Он как будто задумался, не зная, как отнестись к ее словам. Наконец пожал плечами и сказал более мягким тоном: