— А вот и последний… — донеслось до него сквозь пелену наползающего небытия.

— Замечательно! Связать — и к остальным…

Шестой день четвертой десятины третьего лиственя

Покои для сумасшедших выглядели немногим лучше, чем камера в темнице нашего родового замка: голые стены, покрытые бурыми пятнами, исцарапанный каменный пол, который в последний раз подметали еще во время правления Шаграта Первого, обшарпанная кровать без балдахина, перекошенный колченогий стол, изрезанный ножами табурет и ночная ваза. К моему удивлению, оказавшаяся чистой.

Шкафов, ковров, зеркал и тому подобных излишеств не было. Камина — тоже. Впрочем, зачем камины сумасшедшим? Они же не понимают, что огонь жжется? Значит, могут себе навредить.

Пахло в этих самых «покоях» соответственно — затхлостью, заплесневелым сыром и гнилью. Ну, и для полного счастья — нечистотами.

Единственным светлым пятном во всем этом царстве запустения, освещенном светом одной-единственной свечи, была стопка белоснежных простыней, лежащая на потертом покрывале.

«Надо же, новые!» — отрешенно подумала я. И криво усмехнулась…

— Его светлость просил передать свои искренние извинения за то, что эту ночь вам придется провести в таких жутких условиях… — раздалось у меня за спиной. — Дело в том, что…

— Можете не объяснять… — не оборачиваясь, буркнула я. Потом вспомнила о правилах хорошего тона и добавила: — Я принимаю его извинения…

Мажордом пробурчал себе под нос что-то невразумительное, аккуратно положил на стол мешок с кромовскими трофеями и рванул к кровати. Видимо, чтобы застелить мне постель.

Любоваться на его сухощавый зад, как, впрочем, и на слащавую физиономию, мне совершенно не улыбалось, поэтому я повернулась к двери, рванула ее на себя и кивнула головой в сторону коридора:

— Можете идти: я хочу побыть одна…

— Э-э-э…

— Вон!!!

— Как прикажете, ваша милость! — мажордом изобразил куртуазнейший поклон и, обойдя меня по дуге, выскользнул из комнаты. А через мгновение в дверном проеме возникли двое воинов в цветах Рендаллов: — Ваша милость, его светлость граф Грасс приказал нам вас охранять…

— Приказ есть приказ… — стараясь держать себя в руках, выдохнула я. — Охраняйте. Но… находясь в КОРИДОРЕ!!!

Почувствовав, что я на грани срыва, они одновременно приложили к груди десницы и исчезли. Благоразумно затворив за собой дверь.

На остатках душевных сил я добралась до кровати, упала лицом вниз и, обняв Посох Тьмы, затряслась в беззвучных рыданиях: ощущение абсолютного бессилия, которое я испытала в «Королевском льве», навалилось на меня с новой силой. И в считаные мгновения выстудило душу…

…Еще совсем молоденький, но уже исполненный ощущения собственной важности парнишка, без всякой необходимости прижимающий к бедру меч, церемонно поклонился графу Грассу и звонко доложил:

— Ваша светлость! Там — королевская стража… С ордером на арест Бездушного по имени Кром…

— Что? Какой, к Двуликому, арест? — непонимающе воскликнула я. — И… в чем его обвиняют?

Парнишка равнодушно посмотрел на меня и холодно бросил:

— В убийстве дворянина.

Я недоуменно повернулась к графу Грассу и… онемела: он откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу с таким видом, как будто собирался смотреть на выступление жонглеров!!!

«Ну уж нет. Не дождетесь», — подумала я, выпрямила спину, слегка приподняла подбородок, фыркнула, встала с табурета и неторопливо поплыла к Крому. Разбираться…

Посох Тьмы, зажатый в его руке, оказался повернут не той стороной, которая мне была нужна. И я, мысленно попросив у Меченого прощения, еле слышно прошептала:

— Покажи Путь, пожалуйста…

Он нисколько не обиделся — просто пожал плечами и вытянул Посох перед собой. Да еще и повернул. Так, чтобы мне были видны последние зарубки.

Я опустила взгляд на иссиня-черную поверхность Пути, испещренную поперечными канавками, и потеряла дар речи: на нем светилась свежим срезом еще одна. Новая…

Зачем-то прикоснувшись к ней пальцем, я тяжело вздохнула. Потом встала на цыпочки и заглянула в черные, как Бездна Неверия, глаза:

— Ты действительно убил дворянина?

Кром кивнул.

— Зачем?

— Их было пятеро. Они сильничали девку. Я услышал крик…

«Он бросился ей на помощь! И спас! Как меня! Хотя их было пятеро, а он — один…»

Как ни странно, ощущение того, что он спасает кого-то еще, меня слегка покоробило. Но потом я представила себя на месте той девушки и чуть не умерла от стыда.

Впрочем, заниматься самобичеванием мне было некогда, и уже через мгновение я пыталась вспомнить, как и когда на Посохе Тьмы появлялись новые зарубки.

Несколько мгновений раздумий — и я почувствовала себя дурой: получалось, что Кром вырезал их только после того, как кого-то спасал. Либо от насилия, либо от неминуемой смерти! В первое мгновение мысль показалась мне слишком безумной: чтобы поверить в то, что слуга Двуликого может рыскать по Горготу в поисках тех, кому требуется защита, нужно было быть юродивой. Но через какое-то время я пришла к выводу, что других объяснений быть не может. И… поверила:

— Кажется, я догадалась! Каждая зарубка — это не смерть, а жизнь! Жизнь, которая не оборвалась… Так?

Меченый опустил Посох Тьмы и улыбнулся. Одними глазами:

— Так…

Я ласково провела пальцами по шраму на его щеке, прошептала «спасибо» и повернулась к графу Грассу:

— Вы слышали, ваша светлость? Их было пятеро. Они ссильничали девку. Значит, Кром был в своем праве…

— Если бы то, что вам рассказал ваш спутник, соответствовало действительности, его бы не искали… — глядя на меня с затаенным превосходством, фыркнул граф. — Значит, он что-то недоговаривает. Или лжет…

Я вспыхнула — в чем-чем, а во лжи Кром замечен не был:

— Он всегда говорит правду!!!

Его светлость равнодушно пожал плечами и перевел взгляд на ожидающего его решения парнишку:

— Приведи десятника. Одного…

Юноша отдал воинский салют и исчез. А через десяток ударов сердца в комнату скользнул звероватого вида хейсар и… почему-то уставился на меня.

Странно, но в его взгляде горело совершенно невозможное сочетание чувств — непонимание, осуждение, брезгливость и сочувствие! И это почему-то перепугало меня до дрожи в коленях.