— Связи вот со штабом нет. Эх, да чего там говорить! — сокрушённо воскликнул майор Севостьянихин. — Третий, Третий, я Пятый. Ответь. Третий, ответь Пятому. Почему молчишь?!

Номер люкс, в котором жил Севостьянихин, был большой двухместный, в спальне стояла кровать под атласным одеялом. В углу — два кожаных кресла, журнальный столик, пустой бар и плоский телевизор. Все это теперь было завалено стеклом и покрыто тонким слоем пыли и тополиного пуха, который моментально заполнил всё здание. Шторы были сорваны и на одном окне висели, как белый флаг капитуляции.

Игорь перебежал в гостиную и дал две короткие очереди по окнам трехэтажного особняка напротив, откуда вёлся пулемётный огонь. Потом отскочил к противоположному косяку и выстрелил в боевика, который внаглую вымелся на открытое место между двумя соснами и знай себе поливал из автомата, даже не удосуживаясь прицелиться, а просто навскидку. Да они обдолбанные, сообразил Игорь и вдруг догадался: чтобы сбить КПП М29, вовсе не обязательно иметь танковую роту, достаточно взорвать «стену» и пройти западнее или восточнее, и даже наплевать на минные поля: подумаешь, десяток-другой фанатиков. Арабки ещё нарожают.

Пуля, должно быть, на излёте ударила напротив, срикошетила, благо потолки высокие, и, черканув о противоположную стену, как раз над головой Игоря, вылетела в окно, разбив вдребезги телевизор.

Игорь только выругался: «Ёпэрэсэтэ!» — и присел.

Был он высокий, сутулый, жилистый и нервный, аж звенящий, глаза, как у большинства командированных, имел пронзительные и злые. За время командировки почернел от загара, а короткие русые волосы стали почти что белыми, как пушица на болоте.

— Третий, ответь Пятому! Шестой, это ты?! Слышу тебя хорошо! — так обрадованно заорал майор Севостьянихин, что его знаменитый нос воинственно раздул ноздри. — Окружены. Ведём бой. «Двухсотых» пока нет. Слышь, — снова завёлся Севостьянихин. — Сосед просит, чтобы мы ударили на Кисловодск. У него тоже «стену» взорвали. Да как я могу?! — с возмущением кричал он в трубку. — Нас обложили, как куропаток! — Ему что-то возразили на повышенных тонах, а он ответил, не стесняясь, точно так же: — Разведка плохо работает! Я пока выберусь из города, половину БТРов пожгут. Разблокируйте нас!

— Кто бы нас разблокировал! — кричали ему в ответ.

Понятно было, что требование это — слёзная просьба Киренкина Григория Борисовича, командира сводного отряда в Кисловодске. Севостьянихин снова заорал в трубку:

— А огневое прикрытие?! А разведка?! Пиндосы всё и подстроили! — бесился Севостьянихин, озадачив Киренкина сверх меры. — Ну извините, мы им верили, как родной маме. Союзники как-никак. Договоры подписывали международного значения, мать их за ногу! Обосрали Россию с головы до ног. Никому нельзя доверять, никому! Была б моя воля!..

Игорь представил, что произошло бы, будь воля Севостьянихина Андрея Павловича, и что сейчас творится в Генеральном штабе. Явно, все на ушах стоят. Докладывают главнокомандующему, новоиспечённому президенту — Михаилу Спиридонову. А тот, наверное, ждёт, что соизволят произнести США, звонит Дяде Сэму, переминаясь босыми ногами, как в приёмной — коломенская верста. А Дяде Сэму до лампочки. Пока он раскачается, нас здесь всех положат, хотя по «большому договору» американцы должны среагировать в часовой срок. Одна надежда, что из Ставрополя или Краснодара придёт помощь.

— Пропустили обрезанных на Будённовск, сволочи! — кричал в трубку Севостьянихин. Нос его, не стесняясь в выражениях, презрительно фыркал. Севостьянихин возмущался: — Десять тысяч! Это ж надо было их где-то спрятать? А нам умирать? Пиндосы всё подстроили! Нет, нет, не можем! Прорваться? Какими силами? У меня обстрелянных людей десять человек! Ага-ага. Понял. Ладно-ладно… Проведу доразведку и доложу. Прапорщика позови! — крикнул он Игорю Габелому.

— Ногинский! — высунулся в коридор Игорь. — Лёха!

Тотчас где-то рядом прекратил работать ручной пулемёт и явился Алексей Ногинский по кличке Ролик из Орла. Откуда она у него, никто не знал, а он не признавался, но на урку не тянул в хорошем смысле слова. Урку бы в спецназ не взяли. Как все боксёры-средневесы, он был лёгок и подвижен, с изувеченными ушами. Волосы имел светлые, а взгляд — обозленный, как зрачок пистолета, и очень даже деловой, который бывает только у военных людей, привыкших к опасностям и крови. Была у него ещё одна черта — чрезвычайная добросовестность. Выполнение приказа можно было даже не проверять, все знали, добросовестней Ногинского в отряде нет.

— Звал, командир?!

— Бери кого хочешь из смежников, посмотри, что делается в окрестностях, оцени возможность прорыва на Кисловодск.

Кисловодск стоял на самой границе, и если «стену» взорвали рядом с ним, то, естественно, и положение там тяжелее во сто крат, но и сил там поболее — два батальона ВДВ, танки и долговременные укрепления. Но раз просят, значит, дело там действительно дрянь.

— Есть оценить, — ответил Алексей Ногинский и исчез, как привидение, легко и бесшумно.

Смежниками были все те, кого нагнали сюда из полиции: следователи, сыскари, комендантская рота, дорожно-патрульная служба, водители, даже один завскладом, один из отдела кадров, а ещё двое из гаражных механиков, и, конечно же, те «чудаки» из ГУВД, которые приехали, словно на прогулку, за орденами. В отряде таких за глаза насмешливо называли «дикими гусями». Спирт и водку они не пили — брезговали, а предпочитали дорогой коньяк — печень берегли. В гостинице сто двадцать с лишним человек, подумал Игорь, и дай бог, если половина из них ведёт огонь. Остальные разбежались по углам и щелям, отсиживаются.

В окно снова попало несколько пуль, и номер наполнился пылью. Остатки стёкол разлетелись во все стороны. Габелый подскочил, дал три короткие очереди в сторону парка центрального военного санатория, потому что стреляли именно оттуда. И вообще было такое ощущение, что нападавшие знают, что делают, потому что два БТРа, мотаясь между домами, не давали себя подбить, а пулемётчики заняли заранее выбранные позиции. Поди теперь их всех выкури. И вдруг он вспомнил о Божене.

— Командир! — крикнул он нервно. — Я сбегаю в административный корпус, помогу?..

— Зачем? Без тебя справятся, — заверил его Севостьянихин.

— Очень надо… — сказал Игорь. — Понимаешь, очень. Человек там.

— А-а-а… — вспомнил Севостьянихин. — Конечно, дело святое. Давай, — разрешил он, — одна нога там, другая здесь.

Севостьянихин давным-давно должен был получить «полковника», но то ли у старой власти руки не дошли, то ли у новой не было нужды заботиться о боевом офицере.

Был он широкий, сухопарый, с мосластыми руками, нос имел узкий, длинный и наглый, глаза — чёрные, усталые и терпеливые, какие бывают только у кадровых военных, вкусивших все прелести государевой службы.

Как же я раньше забыл о Боженке, ругал Игорь себя самыми чёрными словами. Она там, поди, извелась. Как я мог? Впрочем, когда он взглянул на часы, то понял, что бой шёл всего двенадцать минут, а казалось — вечность, только это и извиняло его. Он заскочил к себе в номер и понёсся в административный корпус.