Джун — блондинка — сидела рядом со мной. Айлин и Тони платонически терлись коленками. То, что расселись мы именно так, вышло совершенно естественно, и, похоже, все были счастливы.

Девицы трещали без умолку, словно опасаясь, что не успеют выложить нам всю свою подноготную. Обе жили в Лондоне около года, пытаясь, и не без успеха, пробиться в манекенщицы. Они снимали квартирку на двоих на Бейсуотер-роуд, неподалеку от Шефердс-Буш — эти сведения нам удалось выудить с помощью довольно тонкой дипломатии едва ли не в первую минуту. Слово за слово, разговор принял такой оборот, что мое сердце заколотилось, как гидравлический двигатель. Я уже не сомневался, что, избрав верную тактику, мы с Тони сегодня же вечером положим конец столь неприлично затянувшемуся воздержанию. Тони тоже это понимал. Многозначительные взгляды, которые он время от времени метал на меня, говорили о том, что мой друг собирается заложить бомбу замедленного действия, чтобы взорвать последние барьеры.

Примерно без четверти одиннадцать, перед самым закрытием, Джун наконец задала вопрос, который, как мне показалось, мучил её с тех самых пор, как мы покинули "Кам-Кам". Окинув пристальным взглядом поочередно меня и Тони, она сказала:

— Знаете, я уверена, что где-то вас уже видела.

— Да, я тоже, — кивнула подружка. — Занятно, да?

— Вообще-то, обычно так говорят парни, чтобы познакомиться с девушкой, — рассмеялся я.

— Нет, честно.

Тони легонько стукнул меня ногой под столом.

— Вы правы, — сказал он. — Вы часто смотрите телевизор?

— Ой, а вы снимаетесь на Т.В., да? — всплеснула руками Джун.

Тони лучезарно улыбнулся.

— Вы видели "Героев нашего времени" на этой неделе?

Девицы покачали головами, явно озадаченные. Еще бы — ведь такой программы на телевидении и в помине не было. Интересно, чего замыслил этот Тартарен, подумал я.

— На втором канале, — серьезно произнес он. — Очень поздно.

— Нет, — хором сказали огорченные подружки.

— Мне немного неудобно… — замялся Тони.

— Ой, расскажите, расскажите! — наперебой затараторили они.

Хитрец осушил стакан, сделал драматическую паузу и заговорил:

— Мы… нам с Рассом пришлось довольно несладко. Мы снимали документальный фильм в Перу… про совершенно неизвестное и примитивное племя индейцев — дикарей-каннибалов, обитающих в неизведанных джунглях…

— Кажется, я что-то похожее видела, — неуверенно пробормотала Айлин.

Тони кивнул.

— Наверно. Так вот, как-то раз, примерно год назад, когда мы пролетали над самым неприступным районом, где никогда не ступала нога человека, двигатель самолета отказал. Рассу лишь чудом посчастливилось посадить самолет на высохшее русло какой-то речушки, но мы оказались прямо в самом центре территории этого свирепого племени. Нас взяли в плен…

Девушки пожирали нас взглядами, явно силясь понять, верить ли этой несусветной чуши. А Тони, надо воздать ему должное, умеет казаться искренним, когда захочет.

— И что случилось потом? — спросила Джун, облизнув губы.

Тони посмотрел на меня.

— Расс, не взять ли нам ещё по стаканчику, пока эта лавочка не закрылись?

— Что? — Я с трудом вернулся к реальности из непроходимых перуанских джунглей, где отчаянно сражался за свою жизнь против нескольких тысяч дикарей, вооруженных луками с отравленными стрелами. — Ах, да, разумеется.

Я собрал рюмки со стаканами и засеменил к стойке бара, ухмыляясь под нос. Несмотря на поздний час, бар был забит до отказа — яблоку негде упасть, — и мне пришлось ждать несколько минут. То и дело я посматривал на наш стол. Тони буквально лез вон из кожи. Подружки смотрели ему в рот, как завороженные, ловя каждое слово. Внезапно Джун подняла голову и уставилась на меня. Я быстро повернулся к ней в профиль, напустив на себя мужественный вид, как будто воспоминания о Перу до сих пор бередили мою душу.

Когда я наконец вернулся к столу, Тони устремил на меня торжественный взгляд и произнес:

— Я им рассказал все, Расс.

Я серьезно кивнул.

— Что ж, тебе виднее.

— Представляю, как вы мучились, — с серьезной мордашкой посочувствовала Джун, но глаза её лукаво блеснули.

— Ужас! — фыркнула Айлин.

— И все же… — глаза Джун обольстительно скользнули по моему телу… выглядите вы, как огурчик.

— Время — великий лекарь, — глубокомысленно изрек я.

— Да, — кивнул Тони. — Несколько недель в Богнор-Риджисе позволили нам придти в себя.

Богнор-Риджис! Модный курорт на юге Англии! Ну, дает Мюнхгаузен!

Девушки переглянулись. Джун потянулась за своей кожаной сумочкой;

— Мне нужно кое-куда зайти.

— Мне тоже, — вскочила Айлин.

Мы проводили взглядами подружек, которые направились в туалет, дразняще виляя соблазнительными задиками.

— Что ты им наплел? — спросил я, отпивая из стакана.

Глаза Тони удивленно расширились. Невинный агнец!

— Только правду, сынок… О том, как бедные дикари, никогда прежде не видевшие белого человека, решили, что мы боги, спустившиеся с небес на синей птице…

— Мм, вполне логично.

— … и как они пожелали, чтобы божественное семя сохранилось в их племени навечно, и не согласились отпустить нас до тех пор, пока мы не перетрахаем всех их женщин… Да, именно так.

— А сколько у них было женщин? — не выдержал я.

— Восемьсот, — мрачно произнес Тони.

— Восемьсот?

— По четыре сотни на брата.

— И как долго нас там продержали?

— Три месяца. Посчитай сам.

— Я считаю. Значит, девяносто дней…

— Допустим, сто, для ровного счета. Иначе они бы не поверили.

— Ну, разумеется. Четыреста баб за сто дней… четыре палки в день…

— Не забудь про ночи.

— Ах, да, спасибо.

— Не могли же мы торчать там целую вечность. Как-никак, нужно было заканчивать фильм.

— И ты думаешь, что они хоть чуточку поверили этой хе…?

— Нет, конечно. Но — подействовало. Видишь, они ведь сразу расшевелились.

— И?

— Я надеюсь, что нас ждет приятная ночь.

Кровь в моих жилах забурлила. В таких делах я привык полагаться на чутье Тони — за шесть месяцев, что мы с ним общались в Лондоне, оно ни разу не дало осечки.

— Ну да? — воскликнул я.

— Доверься дяде. Когда я закончил рассказывать про наши подвиги и бесконечную вереницу краснокожих индианок, ждущих своей очереди, чтобы разделить с нами ложе, у этих красоток слюнки потекли.