— Да вы что? — Димка привстал. — Думаете, я — того? — он покрутил пальцем у виска и залился шипящим хохотом. Остановившись, сказал неожиданно жестко:

— Садитесь и слушайте. И пусть кто-нибудь записывает: может, сегодня началась на земле новая эра!

Димкин рассказ вызвал такую бурю, что Артему пришлось вспомнить о своих начальственных правах. По приказу, ворча, улеглись. И усталость взяла свое: утихало нервное дыханье, перестали скрипеть койки.

Спят... Артем повернулся на спину. Было о чем подумать.

Кумуш-Тау... Что такое — Кумуш-Тау?

Тремя кулисами — параллельными грядами — нависают над ледником горы по северной рамке участка. Природа не ленилась и не повторяла себя: одна вершина вонзается в небо хрустальной пикой, другая — оплывает сахарной головой. Среди вершин — пятитысячник, Агджи-Тау. похожая на цирковой купол, и шеститысячник Кумуш-Тау — Серебряная гора; плоская, чуть скошенная ее верхушка напоминала наковальню.

Неповторимые по очертаниям, все вершины одинаково белеют массивными снегами. По утрам склоны, обращенные на восток, отливают сизым, голубиным цветом; постепенно теплеют краски — от малиновой до золотой; когда солнце — ослепительный мячик — выпрыгивает из-за гор, режет глаза торжествующе — яркая белизна.

Такая же световая феерия разыгрывалась на закате: горы превращались в груду раскаленных и тихо дотлевающих углей. Последней угасала Кумуш-Тау. Может, это и было причиной зрительной галлюцинации, потрясшей Димку?

Если это галлюцинация...

Димка рассказывал так:

— Показания приборов я снял. Повернулся — идти домой. И вдруг ударило светом! Где, что — не пойму. Сощурился, пригляделся — Кумуш-Тау горит! Вершина — кусок солнца! Нет, ярче. Не было сил смотреть, закрыл глаза. И сквозь веки бьет свет! Потом потускнело. Вершину одело облако, вроде снег начал испаряться. Так минуты две. И вдруг тьма! Погасло. Ждал, повторится — нет. Словно и не бывало. Только по глазам как будто кто кулаком проехался...

Никаких намеков «показалось, бывает» — Димка не принимал. Железную его уверенность в том, что произошло необычайное, не могли пробить и обычные шуточки, он их просто не слышал. Тогда посыпались гипотезы. «Тут что-то электрическое», — Олег припомнил десятки историй о проказах атмосферного электричества на больших высотах: головы путников в сияющих ореолах; альпенштоки, словно факелы, рассыпающие искры; горы в огнях; молнии, ударяющие в скалу «прямо возле уха».

— И какого все это цвета? — спросил Димка, заранее торжествуя.

— Электрического! Ну, голубого, что ли...

— Вот! А Кумуш-Тау была отчаянно красная — как солнце через красное стекло.

— Луна скоро взойдет, — вмешался Искандер. — Какие-нибудь воздушные колебания. Преломление света.

— Ну, словом, как в учебнике. Телячий у вас кругозор, братцы, — сочувственно констатировал Димка. — Но простить можно, вы же не видали. Насколько это... ну, не знаю! Космическое, что ли. Я полагаю, — голос его зазвучал тихим торжеством, — я полагаю: это были световые сигналы разумных обитателей Марса...

— Что ж так близко? — лениво поинтересовался Олег. — Может, с других галактик сигнализировали?

— Не исключено! — вспыхнул Димка. Олег повел рукой безнадежно, спрятал усмешку в бороду.

Потом началось самое худшее. Для Димки вопрос решался с ослепительной ясностью, — он уже весь был в завтрашнем походе, разумеется, к подножью Кумуш-Тау. Вокруг станции вершины теснятся, заглядывая через плечо друг другу. С площадки, где метеобудки, в узкий просвет видна только маковка горы, ее знаменитая «наковальня». «А что делалось ниже?» — спрашивал Димка. С апломбом академика, ставящего тысячу первый эксперимент, он доказывал, что явление должно еще раз повториться «час в час, секунда в секунду!» «А если нет!» «Все равно, на месте яснее!»

Разумные человеческие доводы отскакивали от него, словно мячи от ракетки. Артемов приказ перенести спор на утро принят был пожатием плеч. Димка гневно плюхнулся в постель и... заснул.

Было о чем подумать.

Вариант первый: да, что-то случилось. Масштаб события не преувеличен. Что обязан делать начальник зимовки, где всего — четверо? Выйти в эфир, связаться с соседями, сообщить на Большую Землю. А рация молчит.

Артем невольно потрогал рукой горло — так физически ощутилось вынужденное это молчанье. Ну, ладно. А если так: двоим идти, двоим оставаться? Кто знает, что там вообще? Если двое — берем худшее — ну, задержатся... Зимовка будет сорвана, оставшимся не осилить весь объем работы. Да ну, глупости. Ведь речь шла только о свете. Но... источники света тоже бывают разные. Возьмем вариант второй: явление — в ряду обычных. Что-то атмосферное. Оптическое. Мало ли гор в здешних местах прозывают Кон-Тау — кровавая гора, за то, что вершины их светятся алым много после захода солнца... Конечно, время было чересчур позднее. И все же это более вероятно, чем Димкины сигналы с Марса.

Артем невольно усмехнулся, вспомнив, как вскипал Димур, доказывая свое. Всю ироничность растерял парень. Живет на восклицательном знаке. То барс, то снега горят. И он почему-то уверен, что тут есть взаимосвязь. А может... Вариант третий: ничего не было. Привиделось. Что тут удивительного? Сорок дней бушевала метель. Жили, будто в кипящем молоке: белая муть, глазу не за что зацепиться. И вдруг бахнуло солнце! В небо не глянешь, под ноги — тоже: снега блестят, как битое зеркало. В нестерпимом этом сиянье чувствуешь себя мухой, попавшей под колпак прожектора. Нервы на взводе, Димур, как-никак, впервые зимует. Нечаянно глаз задел, посыпались искры, вот и померещилось, что весь мир запылал.

Нет, очень и очень возможно — галлюцинация. Димка сам наутро будет смеяться.

По всем трем вариантам выходило, что поход к Кумуш-Тау — дело рискованное и бесперспективное. Артем повернулся на правый бок и заснул.

Начальник зимовки поднялся первым. В белой мгле рассвет медленно проявлял горы, кое-где очертания их были смазаны туманом, словно у плохого фотографа. Морозный воздух до того казался свеж и вкусен — наберешь в легкие и выдохнуть жалко. Дойдя до места, где на жирафьих высоких ногах разбежались метеобудки, Артем навел бинокль на Кумуш-Тау. Косая наковальня подлетела к глазам, сверкнула безупречной белизной.

Артем с досадой осознал, что где-то в складках души с трепетом ожидалось иное... До чего же улыбается человеческому воображению — чудесное! Упало яблоко, и ты открыл закон природы. Ерунда! Ты сумей понять, что каждый твой день — чудо, с этим изматывающим копаньем в снегу, с однообразными наблюдениями, с вечной неподвижностью вокруг, под спудом которой — таинственная жизнь ледника...

Завтрак прошел в выжидательном молчании. Как шпаги, скрещивались взгляды: весело-любопытный, под играющей бровью, — Искандера, добродушно-насмешливый —