— Все? — уточнила я, не открывая глаз.

Крови я боялась в одном случае — если она моя, так что основания для опасения были.

— Все.

Я успокоенно засунула палец в рот и открыла глаза. Жан-Филипп как раз что-то добавлял к нашей крови, то и дело сверяясь с книгой. Какой он все-таки ответственный! Но жидкость в плошке выглядела совсем некрасиво — буроватое месиво, словно речь шла не о помолвке, а о похоронах. Это настораживало. Когда кузен в очередной раз отвернулся, я достала из медальона пару радужных песчинок, прихваченных по случаю из храма Богини. Тогда священник очень удачно отвлекся на беседу с дядей, а я не смогла устоять. Добавление правильного ингредиента сразу привело к тому, что жидкость стала прозрачной и чуть мерцающей.

— Что это с зельем? — недоверчиво спросил кузен. — Оно вот только что выглядело по-другому.

— Так все перемешалось и усвоилось, — пояснила я и решила ему польстить: — У тебя вообще все всегда выглядит красиво.

— Это да, — довольно улыбнулся Жан-Филипп и добавил последние три капли из флакончика. — Все. Теперь стой молча. Учти, перебьешь — все пойдет не так, как надо. И помолвка окажется с Антуаном. Или даже вообще с Вивианой.

Я испуганно икнула и закрыла себе рот обеими руками, чтобы, не дай Богиня, не забыть в ненужный момент о молчании. Кузен же, важно откашлявшись, начал читать нараспев заклинание из книги, подпитывая его магией. От его руки к плошке пошел золотистый луч, там отразился сразу двумя, один из которых ткнулся мне в запястье и начал оплетать его золотистым рисунком, второй же целенаправленно ухнул в стену и наверняка сейчас уже нашел Бернара. Рисунок на руке становился все более сложным и ярким, как вдруг что-то пошло не так. Жидкость в плошке вскипела, мгновенно превратившись в пар и образовав туманную женскую фигуру. Кузен испуганно завращал глазами, но продолжил читать. Я зажимала себе рот уже не для того, чтобы не говорить, а чтобы не заорать.

Туманная фигура обняла нас обоих, а потом в лаборатории раздался бабах. Нет, БАБАХ. Кажется, там не осталось ничего целого, кроме нас с кузеном и книги, которую он держал в руках. Даже заговоренный сейф, который, по уверению дяди, мог выдержать недельное пуляние шаровыми молниями взвода боевых магов, так вот, даже этот сейф рассыпался пылью. И вся эта пыль взвилась в воздух, закружилась и обрушилась на нас.

Мы стояли как две кладбищенские статуи и в такой же тишине. Я сразу поняла, что от дяди скрыть ничего не удастся: пыль намертво прилипла и к коже, и к одежде. И если платье можно снять и засунуть подальше в шкаф, то что делать с косичками — я не представляла. Разве что обрезать? Но это будет еще заметнее.

— Что-то пошло не так, — прохрипел кузен.

— Нужно быстро отнести книгу на место, тогда, может, пронесет.

— Думаешь?

Я огляделась. Что с книгой, что без — разницы не будет. Но нужно же как-то подбодрить Жана-Филиппа. Вон как побелел от страха. Или нет, это от пыли.

— Проверить стоит.

Но проверить не получилось: дверь намертво приварилась к стене. Мы попытались прорезать в ней лаз, но до прихода дяди не успели. Он просто слишком быстро вернулся, наверняка кто-то из слуг наябедничал.

Вынесший дверь дядя был такой белый, что я подумала, что наша пыль долетела и до него, но потом поняла, что это не так: волосы и камзол выглядели как обычно.

— Мы ничего такого не делали, — затараторила я, старательно выгораживая Жана-Филиппа. — Но вдруг оно как взорвется. И тут Богиня. Мы видели Богиню, правда, Жанно?

На дядино лицо начали возвращаться краски. Почему-то неравномерно, пятнами.

— Богиню, говоришь? Я тоже ее почти увидел.

Мы с кузеном переглянулись. Может, действительно пронесет? Видевшие Богиню должны быть снисходительными друг к другу.

Это я и говорила дяде, когда он порол меня и Жана-Филиппа, не доверив это серьезное дело никому другому. Кузен стоически промолчал всю порку, я же взвизгивала и рыдала. Было больно и ужасно обидно, что мы выжили лишь для того, чтобы быть вот так униженными.

Котенка мне все-таки подарили. Но это ничуть меня не утешило, поскольку подарок был от жениха — напыщенный Антуан вручил мне перевязанную лентами корзинку, в которой сидел белый голубоглазый комочек. Вивиана с ангельской улыбкой прощебетала, как она рада, что мы станем сестрами и будем жить в одном доме. От такого будущего мне совсем поплохело, а уж когда я узнала, что с ее помолвкой ничего не вышло, поняла, что жить мы в одном доме станем до самой смерти, вряд ли ее удастся кому-нибудь сбыть. Если, конечно, я выйду за Антуана.

Кто знал, что очередная ссора с Антуаном приведет к блоку на Даре и к келье в монастыре? Жених полез целоваться, я дала ему по физиономии и заявила, что пусть не мечтает, что за него выйду. Голубые глаза Антуана посерели от злости, а сам он прошипел, что мое согласие никому не нужно — повенчают и без него. И тогда мне придется смириться с поцелуями и не только — он выразительно обвел меня взглядом, чуть задерживаясь на отдельных местах, которые хоть и были прикрыты одеждой, но всё же понять, на что он намекает, не составило труда. Я покраснела, вскочила с кресла и вылетела из гостиной. Я больше не могла находиться рядом с ним. Казалось, побудь я там еще немного, взорвусь от ярости. К тете я вошла без стука и с ходу бросила:

— Будет лучше, если помолвку расторгнут по согласию сторон. Я терпеть не могу Антуана, а он только делает, что надо мной издевается.

— Но, дорогая, это жесточайшее оскорбление, как мы можем на него пойти? Тем более сейчас, когда до свадьбы осталось меньше месяца.

— Тетя, я вам уже устала говорить, что не хочу этой свадьбы. — Я взялась за виски, голова нещадно гудела после общения с женихом. — Будет куда большим оскорблением, если я скажу перед алтарем «нет» или вообще там не появлюсь. Антуан вызывает у меня глубочайшее отвращение.

— Глупости, — отмахнулась она. — Как он может вызывать отвращение? Красивый, умный, богатый, из хорошей родовитой семьи. Я не понимаю, почему ты упрямишься, Николь.

— Я его ненавижу, — честно призналась я. — И его семью. Особенно Вивиану, которая никак не может забыть, что чуть не обручилась с принцем.

Как хорошо, что у Альвендуа не получилось пристроиться к правящей семье. Принц помолвку заключил, но только недавно и совсем с другой. Прекрасная же Вивиана осталась с носом, пусть теперь и не сопливым. Но представить кого-нибудь, кто согласится взять в жены эту особу, постоянно либо врущую, либо прихорашивающуюся перед зеркалом, я не могла, а значит, кроме Антуана, если вдруг я за него выйду, придется жить в одном доме еще и с ней. Нет уж! Для меня и Антуан — лишний.

— Я никогда не соглашусь на брак. Хотите скандала на свадьбе?

— Вот как? Собираешься опозорить нас с Жераром за все, что мы для тебя сделали?

Ответить, что этой глупой помолвкой они уничтожили мою жизнь, я не успела. В дверь постучалась горничная и пролепетала, что лорд Альвендуа интересуется, как долго еще ожидать невесту.