Пора, наверное, сказать несколько слов о себе.

Зовут меня, как вы уже поняли, Леха. Фамилия моя простая, кинематографическая — Рязанов. В родстве с прославленным режиссером, который, правда, снимает сейчас всякую дрянь, не состою, но приятно. Болею, кстати, за московский «Локомотив», в просторечии «Паровоз». У нас это непопулярно: в школе все болеют либо за «свиней», то бишь «Спартак», либо за «коней», то бишь ЦСКА, и все вместе болеют за местный «Цементник», который никак не вылезет из второго дивизиона. Но что это я на футбол отвлекся…

Так вот, учусь я в школе номер шесть, живу на Кирова, хотя и это вам уже известно. Дом наш новый и здоровенный, на первом этаже магазин радиотоваров и продуктовый с видеопрокатом, но летом я обитаю преимущественно здесь, у бабки: помогаю по хозяйству и отдыхаю.

Друзей у меня хватает, подруг вроде тоже… Про свою девушку я уже сказал, хотя это громко сказано, что девушка, — так, гуляем иногда вместе. А соседка…

Тут она как раз вышла на улицу и направилась ко мне. Что-то они зачастили, еще приехать не успели, а все «ходють и ходють», как сказала бы бабка.

— Привет! — сказала она улыбаясь.

При ближайшем рассмотрении она оказалась еще симпатичнее. В левом ухе блестела золотая сережка-гвоздик в виде маленького черепа. Вот тебе раз! Панкует, что ли?

У нас в городе панков хватает: ходят в рванине, в джинсах, обрисованных шариковыми ручками, на головах гребешки. Правда, гребешки хитрые: пока ходишь как крутой — мылом его или сахарным сиропом, а чуть в школу или там в опасное место, где навешать могут, водичкой смыл — и выходит почти приличная челочка. Таких, что «по жизни» панки, мало. Раньше их били, сейчас никто не трогает, но старые — много кто побросал панковать, а новые — чаще всего дети лет по четырнадцать максимум.

— Привет, — сказал я, откладывая книгу.

— Бушков, — констатировала она. — Люблю Бушкова. Читал «Пиранью»?

— Читал.

— Здорово. Меня Лариса зовут. Можно просто Лора.

— Знаю. Папундель твой сказал.

— Кто? А… Папа?

— Он. А меня зовут Леша, Алексей. Можно Леха.

— А можно, я буду тебя звать Алекс?

— Зови. — Я пожал плечами. А что, красиво. Пусть зовет. — Ты заходи, чего мы через забор хрюкаем…

Она хихикнула и перепрыгнула через штакетник. Только что стояла по ту сторону, и вот она уже здесь, причем сделала это без видимого напряжения, будто перешагнула. А штакетник, между прочим, метр с хвостиком.

— Ого! — сказал я.

— Я легкой атлетикой занималась, — почему-то смущенно сказала она, присаживаясь на лавочку. — Три года.

— А я ничем не занимался. У нас секция баскетбола была, но я ростом не вышел… Да и не люблю его. Я бы в большой теннис играл, но в городе только один корт, на стадионе, там вечно местные крутые тусуются. На бетоне. Полтинник час.

— Ну, о чем будем… хрюкать? Что тут у вас интересного есть? — спросила она, перебирая пальцами лепестки на бабкиных ромашках, высеянных под заборчиком.

— Да ничего… — А и правда, что у нас тут интересного? Два кинотеатра, куда почти никто не ходит, ночной клуб с ломовыми ценами… — Скучно у нас, если честно.

— Ну, это можно пережить! — Она ничуть не опечалилась. — Зато город красивый.

— А вы где раньше жили? — закинул я удочку.

— Далеко. В Киеве.

— Тоже красивый город, только я там не был. А к нам надолго?

— Дом купили, значит, надолго, — сказала она, глядя в землю. Черепушка в ухе ослепительно блестела на солнце.

— А черепок зачем? — спросил я.

— Красиво. Разве нет?

— Красиво… Но в школе подумают, что ты панкушка.

— А я панк-рок и правда люблю.

Номер. Девчонка любит панк-рок. Ладно бы «Нирвану» какую, таких куриц у нас хватает, особенно мелких: напялят футболки «Кто убил Курта Кобейна?»… А никто его не убил, сам нажрался и застрелился.

— Я, в принципе, тоже… Хотя я все помаленьку слушаю. Погоди, а твой отец сказал, что ты в нашу школу будешь ходить, в шестую.

— Да мне-то все равно. В шестую так в шестую. Но, конечно, если ты там учишься, это хорошо. Веселее будет.

— Ну, до школы еще дожить надо, — философски сказал я.

Лето было в самом разгаре, и о занятиях думать совершенно не хотелось. Особенно о том, что мне осталось учиться всего год, а там уже пора озаботиться, как бы в институт поступить и от армии откосить…

О будущем я размышлять не любил и потому резко сменил ход мыслей, спросив Ларису:

— Лор, а твой отец кто по профессии?

— Историк. И мама тоже. Они ученые, пишут книги.

Так я и думал. Загадочная с виду семейка оказалась просто парочкой слишком умных людей. Трактаты пишут. Чего им в Киеве делать, в самом деле.

— А ты с бабушкой живешь? Я видела, старенькая такая…

— У бабушки я живу временно, летом, — объяснил я. — Надежда и опора. А вообще живу в центре.

— Покажешь мне город?

— Покажу.

— Только вечером, а то мне еще вещи разбирать нужно. Я зайду, ладно?

— Договорились.

— Я ожидал, что она снова выкинет свой трюк с перепрыгиванием заборчика, но Лариса вышла через калитку, аккуратно прикрыв ее за собой.

Нехорошо смотреть человеку в спину, но я проводил ее взглядом до самого крыльца. Нормально. Сегодня вечером все знакомые будут валяться. Что за девчонка, откуда такая? Наши доморощенные красавицы просто отдыхают. Удавятся небось… Черт с ней, с Танькой, когда такая девчонка живет по соседству и просит город показать.

Вы бы на моем месте как поступили?

То-то же!

Наблюдавшая мою тщательную подготовку к демонстрации города бабка пришла в восторг.

— Куды собрался-то? — спросила она в трепетном ожидании, приглушив звук дневного повтора очередного сериала.

— Погулять, ба.

— Я сунул намыленную голову под кран. Чертов «Хэд энд Шоулдерс», щиплет-то как! Паленый, что ли?!

— Моисея… Бреисся… — бормотала бабка. — С девкой соседской небось?

— Угу.

Чего скрывать, все равно ведь подсмотрит старая.

— И правильно. И так и надо. Подружка табе…

— Ба, уймись! — взвыл я.

Бабка сунула мне пахнущее лавандой махровое полотенце и спросила:

— Погладить, можеть, чего надо?

— Футболку, — кивнул я. Бабка, как ни крути, гладила лучше меня. Опыт…

Короче, когда Лариса позвонила в дверь, я был при полном параде: в белой футболке, черных джинсах и своих любимых армейских ботинках. Бабка уговаривала меня надеть «тухли», но я не поддался на эту провокацию. Лариска пришла в том, во что была одета днем. Судя по всему, особенным украшательством она не занималась и даже, по-моему, не красилась. Хотя ей это и не нужно.