Подобные высказывания наносят драматический урон психике пациентов, они, словно кинжал, раз за разом входят в тело, в мгновение разрушая то, что потом придется восстанавливать длительное время. Всегда привожу такой пример: назвать человека вором – секунда, на то, чтобы доказать, что ты не вор, может потребоваться месяц, но даже если докажешь, то осадочек останется.

Удар по базовому человеческому чувству – страху за свою жизнь – это запрещенный прием, как в единоборствах, какими бы жестокими или либеральными в правилах они ни были, в пах бить нельзя. Самый сильный и подготовленный боец в таком случае может проиграть, так и самый циничный и информированный человек не сможет спокойно отнестись к озвученному в отношении него подозрению на онкологию. Да, врач может всегда оправдать свои действия заботой о пациенте, но эта забота травматичнее, чем то, от чего самого пациента пытаются оберечь. Прав ли отец, жестоко избивающий своего ребенка за то, что он, перебегая через дорогу, чуть было не попал под автомобиль? Как некоторым родителям такой подход кажется наиболее эффективным, так и часть врачей считают, что только таким образом можно добиться от пациентов полной лояльности и послушания.

Получается, что страх – это простой и универсальный инструмент управления человеком, и им не гнушаются пользоваться в медицине, которая и так вызывает у человека тревогу и волнение. И если одних пациентов страх заставляет прилежно выполнять все назначения врача, даже если в них нет никакого смысла, других, наоборот, от медицины отталкивает. Боясь узнать что-то страшное о своем здоровье, можно сказать, инфицироваться страхом, люди до последнего не обращаются к врачам, что нередко оборачивается печальными последствиями. Надеюсь, вы понимаете, что страх – совершенно непродуктивный, лишний, мешающий элемент в медицине. Однако это понимают единицы, так как страх – крайне простой способ манипуляции массами. Ведь в противовес страху можно предложить только доверительный понятный диалог, в основе которого лежит объяснение проблемы, а не запугивание и угрозы. Но такой диалог сложен, энергозатратен и занимает куда больше времени.

В настоящий момент можно наблюдать как раз очень яркую иллюстрацию того, как, используя страх в благих целях, наша медицина пытается решить серьезную проблему, не заботясь о том, как это решение отразится на самих пациентах. Речь идет о раке шейки матки и способах его профилактики. Собственно этому и будет посвящена данная книга.

За последние 10–15 лет в медицине произошел существенный прорыв в понимании причин развития рака шейки матки, существенно улучшились методы диагностики и модифицировались подходы к лечению. За это же время параллельно набирала обороты обратная сторона этого прогресса – возникла эпидемия страха заболеть раком шейки матки, которая поразила в первую очередь молодых девушек, которым канцерофобия (боязнь рака) в целом была не свойственна. Люди начинали бояться онкологических заболеваний ближе ко второй половине жизни, когда эти заболевания возникают намного чаще, то есть в более зрелом возрасте. Осознание риска заболеть раком в молодом возрасте, и особенно если этот рак касается половых органов, крайне тяжелое испытание. Этот страх всегда поражает не только самого человека, но и всю семью, что существенно усугубляет последствия. Трудно сравнить встревоженного риском онкологии 45-летнего курящего пациента, у которого на снимках нашли какие-то изменения, с 20-летней девушкой, у которой нашли онкогенные типы ВПЧ и прогнозируют неминуемый рак шейки матки. Это шок для самой пациентки и не менее страшные переживания для ее родителей.

Признаки этой эпидемии страха я стал замечать где-то лет 8–10 назад, и сейчас эпидемия в полном разгаре. Я вижу проявление этой эпидемии не только на работе, когда на прием приходят молодые девушки с мамами, у которых такой обреченный вид, словно завтра их собираются отправить на эшафот. В моей почте тысячи писем, в которых на разрыв души описываются тщетные попытки справиться с онкогенным вирусом. Я видел истерику в аптеке, когда молодая девушка не смогла купить препарат для «лечения» вируса папилломы человека, она плакала и говорила продавцу, что если она не примет вовремя этот препарат, у нее может развиться рак. В своих историях пациентки рассказывают, что история с инфицированием вирусом так сильно повлияла на них, что они вряд ли в ближайшее время решатся возобновить половую жизнь и даже не знают, как смогут родить ребенка, который может тоже инфицироваться этим ужасным вирусом. В квартирах у части пациенток вводится строгий карантин, предполагающий антисептическую обработку всех поверхностей, к которым прикасается «инфицированная». Одну мою пациентку подруга выселила из квартиры, которую они снимали вдвоем, как только она случайно узнала, что у нее выявился онкогенный вирус. Продолжать можно бесконечно. Все это привело меня к мысли, что подобная ситуация – совершенно новое явление, которое можно назвать «эпидемией страха», а источником этой эпидемии, увы, стали врачи, которые как говорил один политик, «хотели как лучше, а получилось, как всегда».

Кто и как создает и подогревает эту эпидемию? Часть врачей, о которых я писал выше, преследуя именно те задачи, о которых я так подробно рассказывал. Для коммерческого врача нет лучше патологии, чем ВПЧ – этим вирусом инфицированы практически все, «лечение» может быть длительным, многоэтапным, возможно применять малые хирургические вмешательства. Получается, что пациент с ВПЧ – не пациент одного визита, а «хроник на года». Поддержание страха онкологии привязывает такого пациента накрепко. Врач из «бесплатного» здравоохранения отрабатывает «онкологическую настороженность» в меру своей компетентности. Поверхностное владение кольпоскопией (метод изучения шейки матки под микроскопом) формирует примитивные подходы к выявлению патологии (об этом подробно поговорим в отдельной главе) по принципу: любой гриб, что не белый, – поганка. В таких условия применение алгоритмов обследования и лечения пациентов затруднительно. Принятые во всем мире и в нашей стране алгоритмы предполагают разделение пациентов на группы риска с учетом данных всех проведенных исследований, из которых данные кольпоскопии нередко являются определяющими. Если же при осмотре шейки через кольпоскоп доктор не может сформулировать диагноз, а может только сказать, что «есть пятно, и это плохо», то алгоритмы неприменимы. Что остается такому врачу – сгустить краски и включить протокол действий, необходимый только при наличии патологии, и для обоснования такого подхода слегка припугнуть пациентку.