– Вы тут, верно, позатоптали все, Маддо, – проворчал он.

– Ну, мы поискали следы, отпечатки и всякое такое. Будь тут хоть что-то подобное, непременно заметили бы! Ты не забывай, что земля насквозь промерзла, когда это стряслось!

– Тоже правда. А где тот третий, что пытался бежать?

Маддин провел его через поле к расползшемуся и распухшему трупу. Было довольно тепло, и отвратительный запах заставил барда держаться в сторонке. Но Невин опустился рядом с останками на колени и исследовал землю под ними столь дотошно, словно искал драгоценный камень. Наконец он поднялся на ноги и отошел.

– Что-нибудь выяснил?

– Ни-че-го, – старик скривился и покрутил головою. – По правде говоря, я и не знал толком, что ищу. Просто мне кажется, что… – он оборвал фразу на полуслове и на мгновение застыл с приоткрытым ртом. – Я хочу вымыть руки, а вон там есть какой-то ручей.

Маддин пошел за ним и сидел на берегу, пока старик, опустившись на колени и кляня студеную воду, отмывал и оттирал руки в ручье. Вдруг он напрягся, глаза приняли отсутствующее выражение, рот снова приоткрылся; он приподнял голову, будто прислушиваясь к отдаленному голосу.

Лишь тогда Маддин смог различить, что в струях воды играют ундины – их стеклистые голубые фигурки мелькали сквозь блестки ряби, вились в глубине. Потом среди них или, точнее, за ними, возник призрак – так, словно открылась невидимая дверь. Маддин едва различил его очертания, – облачко сверхъестественного тумана, слияние воды и воздуха, серебристое мерцание. Возможно, у него вообще не было формы, кроме той, которую бард создал в своем воображении. Тут же видение растаяло, и Маддина проняла дрожь.

– Что, мурашки поползли? – мягко сказал Невин. Маддин оглянулся и увидел, что к ним приближаются княжич с Оуэном; их могли услышать.

– Да, вроде того. Эй, Оуэн, как дела? Нашли что-нибудь новое?

– Что тут найдешь? Правда, малыш Браноик выудил одну штуку и твердит, что это важно, а почему, и сам не знает, – с довольно кислой миной Оуэн протянул Невину тонкий отщеп кости длиной дюймов шесть, шириной едва с полдюйма и заостренный с обоих концов. – Ей-богу, порой мне кажется, что парень слабоумный!

– Ничуть, – возразил Невин, ощупывая отщеп костлявыми узловатыми пальцами. – Начать с того, что это – человеческая кость, и кто-то старательно над нею поработал: вырезал, выгладил и отполировал.

– Ничего себе! – недовольство Оуэна перешло в отвращение. – Да что это такое? Рукоятка ножа?

– Нет, этим расчерчивают строки на пергаменте.

– Всего-навсего? – вмешался Маддин. – Но кому могло бы прийти в голову брать для этого человеческую кость?

– И в самом деле, кому бы, мой милый Маддо? Я бы с удовольствием узнал, кто это сделал, да откуда взять ответ?

Тела мертвых снесли к вырытой могиле; Невин, единственный ученый среди отряда, прочел над ними несколько подходящих к случаю древних стихов. Затем серебряные кинжалы сели на коней и уехали, оставив слуг заканчивать похороны.

Выехав на дорогу, они направились к реке. Маддин пришпорил лошадь, чтобы держаться рядом с Невином, и напомнил о заброшенном охотничьем приюте.

– Конечно, лучше такой кров, нежели никакого, – сказал старик.

– А ты не думаешь, что враги могли также заночевать там?

– Может, когда-то они там и останавливались, но давным-давно убрались, – Невин подмигнул барду. – У меня на этот счет есть надежные сведения. Скажи людям, Маддо, что прогулка не затянется: я просто хочу еще раз осмотреть окрестности.

Лишь теперь Маддин убедился, что маг действительно видел нечто особенное в водах ручья.

На закате они добрались до приюта; круглый дом с тростниковой крышей, зияющей прорехами, конюшня и частокол вокруг, прогнивший, как зубы крестьянина, с выпавшими бревнами. Когда до места оставалось ярдов пятьсот, лошади забеспокоились: фыркали, вскидывали головы, били копытами, взбивая дорожную грязь. Маддин полагал, что они встали бы на дыбы, если б не утомились за целый день езды.

– Ого! – воскликнул Невин. – Господин мой, подожди нас здесь с Карадоком и остальными людьми, а я возьму с собой Маддина, Оуэна и Браноика.

– Лучше возьми кого-нибудь еще, советник, – предложил Маррин.

– Мне не нужно войско, мой господин. Я не думаю, что нам встретится что-нибудь страшнее воспоминаний о прошлом!

– Но лошади…

– Они чуют такое, чего не чуют люди, но у них нет знаний, какие есть у людей. Займись этой загадкой и утешься!

Невин, разумеется, был прав, но найденные ими «воспоминания» оказались страшнее страшного. Спешившись, четверо мужчин подошли к дому, и как только вошли во двор сквозь пролом в частоколе, сразу учуяли и увидели, что так пугало лошадей.

На внутренней стороне ограды, прибитое гвоздями, как фермеры прибивают к амбару хищников-коршунов, висело человеческое тело, полусъеденное воронами и попорченное весенним теплом.

Но хуже всего было даже не зловоние. Тело было перевернуто вниз головой и изуродовано: голова отрублена и прибита между ног, с заткнутым ртом; судя по остаткам, это был срамной уд…

Браноик долго не мог отвести глаз от этой ужасной картины, потом наконец, отбежал к ограде, и там его вырвало.

– Великие боги! – выдохнул Оуэн. – Что это? Напускная невозмутимость изменила даже Невину; похоже, и его мучила тошнота, лицо побелело, все морщинки прорезались глубже.

Наконец он провел языком по пересохшим губам и заговорил:

– Это либо неудавшийся беглец, либо предатель. Его оставили в таком виде затем, чтобы дух не мог освободиться и скитался здесь вечно. Ладно, парни, поехали обратно. Я думаю, мы сумеем убедить всех, что здесь на бивак лучше не становиться.

– Да, ну его в задницу! – Оуэн повернулся к Мамину. – Кони, конечно, устали, но лучше мы все-таки отъедем на пару миль, ежели тут водятся призраки.

– Поезжайте, – ответил Невин. – Я останусь здесь.

– Одного я тебя не брошу! – запротестовал Маддин.

– Охранять меня с мечом не требуется, мальчик. Мне ничего не угрожает. Что я буду за маг, если не сумею справиться с привидением?

– А с этим бедолагой как быть? – Оуэн ткнул пальцем в направлении тела. – Похоронить бы надо…

– Я об этом позабочусь тоже, – Невин направился к воротам. – Я заберу свою лошадь, а вы ступайте к отряду. Утром первым делом заедете за мною.

Чуть позже – когда дружинники стали лагерем на лугу, примерно в полутора милях ниже по течению реки, – Мамину пришло в голову, что Невин, видимо, знает очень многое о таинственных людях, которые сотворили то жуткое деяние за частоколом. Вообще-то бард отличался любознательностью, но тут решил, что спокойнее проживет, ни о чем не спрашивая.