– Злые люди сотворили это, да?

Они утвердительно закивали. В очаге взметнулся сноп золотого пламени, в нем проявилось колеблющееся подобие человеческого лица.

– Помоги мне, – обратился Невин к повелителю Огня. – Я хочу внести сюда то тело, снаружи, а потом сжечь и его, и это. Тогда обе несчастные души обретут покой.

Веер искр разлетелся над очагом, обозначая согласие.

Невин спрятал свинцовую пластинку в карман, опасаясь, чтобы ее расплавление не причинило Маррину вреда. Потом собрал свои вещи, навьючил лошадь и, выведя ее из дому, отошел на четверть мили, где и оставил, стреноженную, в безопасности.

Возвратившись, он увидел, что огонь уже вышел за пределы очага и гложет груду поленьев. С помощью духов Невин вывернул из земли подгнившее бревно, на котором держался мертвец, втащил его внутрь, поближе к огню, и уложил изувеченного младенца на изувеченную грудь того, кто пытался его спасти. Мага позывало на рвоту все сильнее, но он заставил себя успокоиться и, вскинув руки над головою, обратился к Владыкам.

– Примите их и даруйте отдохновение! Выйдите навстречу им, когда они обретут свободу!

В небе над хижиной прогремели три раскатистых удара, словно три хлопка божественных дланей. Невин вздрогнул, пламя в очаге благоговейно поникло долу.

Хотя Невин и утверждал с полным спокойствием, что опасности никакой нет, никто из серебряных кинжалов не был склонен верить ему. Когда люди стреножили лошадей, приготовили и съели обед, Карадок велел собрать как можно больше сухого хвороста и развести два больших костра. Маддин подозревал, что капитан встревожен разговорами о привидении ничуть не меньше остальных и потому хочет побольше света.

– Сегодня ночью караулы по всей форме, – сказал Маддин. – Будем жребий тянуть?

Обошлись без этого: добровольцев набралось хоть отбавляй, Маддину потребовалось только определить порядок смены.

Когда первая стража была расставлена кольцом вокруг лагеря, несколько человек, завернувшись в одеяла, улеглись спать – или искусно прикинулись, что способны спать; но большинство сгрудилось у костров, поддерживая огонь хворостом, палками, кусками коры с рвением, которому мог бы позавидовать жрец, пекущийся о священном пламени на алтаре.

Спустя час Маддин оставил княжича под присмотром Карадока и Оуэна у одного из костров, а сам пошел проверять караулы. В основном на постах было спокойно. Люди отпускали шуточки о привидениях и подсмеивались над собственными страхами. Только Браноик, приставленный стеречь лошадей, не сумел скрыть беспокойства; он был весь напряжен, как струна.

– Да полно, малыш! Взгляни-ка на лошадей: они знай себе пасутся. Будь здесь хоть что-то опасное, сразу бы вскинулись!

– Ты слышал, что говорил Невин? Он прав. Есть такие вещи, которых лошади не чуют. Мамин, можешь смеяться надо мной, если желаешь, но здесь, в округе, таится некое зло, я ощущаю его отчетливо, как запах!

Маддин хотел отшутиться, но тут, словно гром среди ясного неба, прокатились три отдаленных удара. Браноик взвизгнул, словно ушибленный щенок, развернулся и указал на небо: столб бледного серебристого пламени пронзил ночную тьму. Маддин прикинул расстояние и понял, что это где-то неподалеку от старой охотничьей хижины. Хотя до нее было больше мили, расстояние не мешало разглядеть, как огонь отражается в водах реки и лижет небосвод. Потом все погасло, и двое друзей, словно ослепнув, долго еще моргали и протирали глаза в темноте. Из лагеря донесся шквал воплей и проклятий. Лошади заржали и забились, натягивая привязь.

– Идем! – Маддин схватил Браноика за руку. – С Невином что-то случилось!

Спотыкаясь и поругиваясь, они бросились бежать вверх по течению реки – утешать и седлать лошадей было бы слишком долго. Когда зрение Мамина окончательно прояснилось, его кто-то окликнул – это был Невин собственной персоной, с конем в поводу, невозмутимый, как ни в чем не бывало.

– Хвала богам! Господин, а мы думали, ты погиб!

– С чего бы это? Я, пожалуй, немного увлекся с этим огнем, вот и все. До сих пор не пробовал ничего в этом духе. Придется поупражняться, чтобы набить руку.

Невин отказывался объяснять что-либо, пока они не вернулись в лагерь. Соматы обступили его и наперебой засыпали вопросами, но Маррин прикрикнул на них и вывел своего советника из толпы. Соматы тотчас расступились, и это служило хорошим показателем уважения к княжичу. Остановившись у жарко горящего костра, Невин выказал некоторое удивление:

– К чему это, ребята? Я же сказал вам, что справлюсь с привидением, и справился! Можете спать спокойно. – Он с деланной рассеянностью осмотрелся и добавил: – Никто не хочет присмотреть за моей лошадкой? Спасибо скажу!

Руэн взял у него поводья и отвел дрожащую лошадь туда, где паслись остальные.

– Ну, а теперь, мой добрый советник, пойдем, – сказал Маррин с улыбкой (в молодости все неприятное забывается быстро…). – От меня ты так легко не отделаешься!

– Уж это точно, – старик задумался, но Мамин был уверен, что речь у него заготовлена заранее и колеблется он лишь для виду. – Чтобы отправить на покой призрак, нужно сжечь тело. Вот я и сложил большой костер, и возложил на него те жуткие останки. Да только позабыл про скопившиеся трупные газы, они взорвались и высадили в воздух всю хижину. Надеюсь, сударь мой, князь не станет слишком из-за этого переживать. Конечно, это было его владение, но, в сущности, жалкие развалины…

К удивлению Мамина, этой, на его взгляд, совершенно неправдоподобной байке все поверили. Наверно, просто хотели поверить, чтобы больше не ломать себе головы над этими темными и запутанными вещами. Позже, когда все улеглись спать, завернувшись в одеяла, – и княжич, и капитан, – а Мамин и Эйтан втроем со стариком остались посидеть у затухающего огня, им была открыта некая частица правды.

– Тебя-то мне и нужно, – обратился Невин к Эйтану, – ведь ты когда-то служил клану Кабана в Кантрэ, правда? Посмотри-ка на эту оловянную бляшку. Эта свинка – просто рисунок или все-таки гербовый знак?

– Гербовый, без всякого сомнения, – Эйтан наклонил бляшку так, чтобы свет от последнего горящего полена упал на нее. – Это знак гвербрета: видишь, как изогнуты клыки?

– Так и есть. Вот оно как… Выходит, по меньшей мере один из воинов Кабана побывал нынешней зимою в той хижине. Впрочем, это мог быть и кто-то из уволенных, еще не сменивший снаряжения.

– Я не могу себе представить, чтобы хоть кто-то из моих прежних сослуживцев мог так надругаться над убитым!

– Да? Но, быть может, снаряжение принадлежало как раз тому, кого убили. Он поплатился жизнью за то, что хотел совершить доброе дело, это я выяснил точно.

– Ты… говорил с призраком? – еле выговорил Маддин. Эйтан уставился на мага испуганными глазами.

– Говорить с ним невозможно. Но я задавал вопросы, а он мог кивать: «да» или «нет», – старик с лукавой усмешкой взглянул на Эйтана. – Что тебя так потрясло, друг мой? Насколько я помню, тебя самого однажды ошибкой приняли за призрака!