Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А что тогда? А только одно и выходит — имперский проект! Где не нация, а народ. Общий, наднациональный народ. Народ государства. Во главе с элитами государства. Из народа же вырастающими.
Во! Дожил ты, Сашка! Никогда приверженности имперской идее за собой не отмечал. Но достаточно было попасть в плен к нацистам — и как-то само собой вышло.
Чёрт, ну как же руки болят…
Нет, он знал, конечно, что это ещё только начало боли. Запугивать-то их конвоиры запугивали, конечно, на психику давили. Но пыточные технологии явно не из книжек вычитали. И значит, всё ещё впереди — настоящая боль. Они, трое, нацистам нужны, а значит, будут всеми средствами ломать их волю и добиваться покорности. Ну, так что? Вон Санька Корзун, молодой, светлый паренёк, лежит мертвый где-то в снегу. Ему уж не больно, но в память о нём хотя бы нужно перетерпеть эту боль в руках и плечах. А потом перетерпеть новую…
Чё-орт, как болят! Болите, суки-руки, сильнее, тренируйте мою волю…
* * *
Наконец куда-то привезли.
Куда, было не ясно: всем троим на головы натянули чёрные мешки. Надо же, как тут у них всё предусмотрено! Профессионалы, мать их…
Не видно было, естественно, ничего, но появилось ощущение, что они не в городе. Пожалуй, и не в деревне. Вроде лес?
Сердце, вопреки рассудку, выразило желание опуститься вниз. На расстрел привезли? Вот так, сейчас всё и кончится?
Прислушался к себе. Того доброго, выручавшего прежде ощущения, что опять мимо, не день ещё его смерти, — этой уверенности теперь уже не было. Подействовали разговоры карателей, что ли? Или и впрямь конец?
Да нет, не может быть! Нелогично. Похищать их, катать кругалями, а потом просто расстрелять? Не хозяйственно.
Нет, за всей этой историей явно стояло нечто большее…
Ага, строения здесь всё же были. По крайней мере одно, куда их втолкнули, буквально за шкирку таща по ступенькам и недлинному коридору.
В помещении, где они оказались, пахло как-то по-особому. Привычные запахи кожи, оружейной смазки, металла, которые всегда витают в помещениях, занимаемых военными, присутствовали. Чего-то не хватало. Да, особой примеси тухло-кислого собачьего духа, который почему-то исходит от «укропских» вояк.
Какой-то высокий штаб? Конечная цель их путешествия?
— Вот, — сказали рядом. — Доставили. Смотрите.
Им сдёрнули с голов мешки. Уф-ф-ф… Действительно, военные в комнате. Какие, чьи, непонятно: камуфляж не наш, без знаков различия, шевроны непонятные. Трое. Все — в балаклавах, видны лишь глаза и рот.
Один подошёл, внимательно, словно при покупке, осмотрел каждого пленника. Затем спросил у Александра — видимо, как самого старшего:
— Кто такие?
Ага, всё теперь понятно! Вопрос прозвучал с вполне уловимой для русского уха звуковой фальшивинкой. Акцент. На двух словах не определить, чей, но человек явно иностранный!
— Журналист и писатели из России, — ответил Александр. И добавил на всякий случай: — Гражданские, в командировке по профессиональным делам…
Иностранец ещё раз внимательно оглядел его.
— Документы?
— У них, — мотнул головой Александр на сопровождающих. Этих было двое — остальные, надо полагать, остались в машине. Интересно, это ж куда их завезли, раз «айдаровские» каратели тут не хозяева?
Документы иностранец изучал долго и внимательно. Особенно внимательно — командировочные удостоверения писателей. Видать, странно для него было, что есть в России какой-то Союз писателей, который посылает своих членов в командировки на войну.
А может, он, Александр, это за него додумывает. А на деле иностранец просто по-своему въедливый и аккуратный. Немец?
Всё это время в комнате висела тишина. Не нарушали её и оставшиеся двое военных в дальнем углу за столом, на которых Александр не обратил было внимания. Но потом один из них встал, подошёл к пленникам и резко спросил:
— Чьто деваете тут?
А, ну этот точно поляк. «В» вместо «л» или, точнее, звук между «в» и «л» — такого, кажется, никто больше произносить не умеет.
Александр, молчаливо признанный старшим, ответил:
— Нас насильно привезли. Линию соприкосновения мы не пересекали. На той стороне я лично работаю в качестве официального собственного корреспондента российского информационного агентства. Можете запросить. Мои коллеги — писатели, приехали с гуманитарной миссией. К военным делам отношения не имеем. Международные правила разрешают репортёрам вести их профессиональную деятельность на территории военных конфликтов.
— На вас нет надпись «Пресса», — возразил поляк.
— Мы не направлялись в зону боестолкновений, — покачал головою Александр. — Мы ехали по территории ЛНР…
Сзади возмущённо хрюкнули, но поляк перевёл взгляд на конвоира, и тот притих. «Лишний удар по рёбрам обеспечен», — подумал Александр, продолжая говорить:
— …в Первомайск, чтобы там побеседовать с людьми, как они живут на войне. Нас перехватили на той территории и перевезли сюда.
За дверью раздались голоса, затем она распахнулась, и в комнату кто-то вошёл. Оглядываться Александр не стал, да и не потребовалось: вошедший проследовал к дальнему столу, за которым сидел третий, пока безмолвный иностранец, пожал ему руку, поприветствовал на английском языке.
Этот был явно здешний: шевроны «Айдара», неуловимые, но явственные ухватки боевика из гражданских, этого общего для обеих сторон порождения войны, причёска неуставного образца с волосами, стянутыми в хвостик. И без маски на лице.
О чём-то тихо переговорил со своим визави, затем тяжело уставился на пленников.
Поляк между тем отвернулся к своим и стал излагать содержание разговора с Александром на довольно приличном английском. Излагал в целом точно. Затем отдал документы тому, кто остался сидеть в углу. Тот изучил их, передал «айдаровцу». Странный, остро-хищный взгляд, что украинец бросил на Александра, насторожил его. Что-то тут не так… Что-то связывает его и этого впервые в жизни встреченного боевика. Или виделись? Да нет, провалами в памяти до сих пор не страдал. Не было этого человека в его жизни.
Но флюиды, что текли в его сторону от боевика, ощущались явственно. Вражда, конечно, в них присутствовала, но был и явный интерес. Хищный интерес.
В чём дело вообще?
— Кто из вас из РИА? — спросил «айдаровец».
— Я, — с трудом сглотнув, — во рту отчего-то пересохло — ответил Александр.
Боевик странно усмехнулся, не отрывая всё того же хищного взгляда от пленника. Но промолчал.
Потом снова тихо заговорил с третьим иностранцем. Слышно не было, но по всему
