– Мне важно знать, не планировал ли ты причинить себе вред и не думаешь ли совершить нечто подобное в будущем. Я не шучу. Если директор Уэртц узнает о случившемся, тебе не поздоровится. Если я сделаю вид, будто ничего не произошло, и ты, воспользовавшись этим, снова рванешь туда и на этот раз сиганешь с колокольни, мне настанет конец. Начнется судебное разбирательство, и, учитывая мою зарплату… Поверь, я вовсе не лгу, когда говорю, что я не в состоянии принимать участие в судебных тяжбах. Вот почему для меня весьма важен тот факт, прыгнешь ли ты с нашей школьной колокольни или выберешь для себя городскую башню.

Я поглаживаю подбородок так, будто серьезно задумался.

– Я бы выбрал городскую башню. Теперь я наконец-то понял, как мне стоит поступить.

Он даже не шевельнулся, лишь пристально смотрел мне в глаза. Как большинство жителей Среднего Запада, Эмбрион не понимает юмора, особенно на такую щекотливую тему.

– Не смешно, мистер Финч. На подобные темы не принято шутить.

– Совершенно верно. Простите меня.

– Беда в том, что самоубийцы не заботятся о последствиях своих поступков. Страдать будут не только твои родители, братья и сестры, но также друзья и подружки, одноклассники, учителя. – Мне приятно сознавать, что он считает, будто так много людей зависит от меня. Причем он упомянул даже не одну подружку. Он сказал «подружки»…

– Мне было просто скучно. Согласен, что это не самое лучшее место, где стоило провести первый урок.

Эмбрион берет папку, с грохотом бросает ее на стол перед собой и начинает перелистывать страницы. Потом долго что-то читает, а я терпеливо жду. Спустя некоторое время мне начинает казаться, что он подсчитывает дни, оставшиеся до летних каникул.

Наконец, мистер Эмбри поднимается со своего места, точно так же, как это обычно делают полицейские из дешевого телесериала, и начинает прогуливаться взад-вперед по кабинету, пока не останавливается, грозно нависая над моей скромной персоной. Он упирается поясницей о свой стол, сложив руки на груди, а я смотрю мимо него и судорожно пытаюсь определить, где же именно в его кабинете расположено скрытое от моих глаз двустороннее зеркало.

– Может быть, мне стоит позвонить твоей матери?

– Нет. И еще раз нет. – И еще много-много раз нет и нет. – Послушайте, это действительно был очень глупый поступок. Мне просто захотелось проверить, что испытывает человек, встав на краю и посмотрев вниз. Конечно, я никогда бы не спрыгнул с колокольни.

– Если это снова повторится, если ты даже подумаешь о том, чтобы все это повторить, я позвоню твоей матери и вызову к себе. А тебе придется пройти тест на наркотики.

– Я ценю вашу заботу, сэр. – Я стараюсь говорить так, чтобы в голосе звучала искренность. Меньше всего мне сейчас нужно, чтобы на меня снова было обращено столь пристальное внимание. Чтобы за мной постоянно следили в школьных коридорах, да и в остальных местах, где мне приходится бывать после уроков. Кроме того, что скрывать, мистер Эмбри мне действительно нравится как специалист. – Что же касается ваших подозрений насчет наркотиков, могу сказать одно – это будет пустая трата драгоценного времени. Нет, в самом деле. Если, конечно, сигареты не в счет. А так… Наркотики и я? Нет, мы совершенно не сочетаемся. Поверьте, я как-то раз попробовал… – Я складываю руки, как это делают послушные мальчики, и продолжаю: – Что касается колокольни, то все было не совсем так, как вы себе это представляете. Я могу твердо пообещать вам, что ничего подобного больше не повторится.

– Конечно, не повторится. Потому что теперь ты будешь приходить ко мне не один раз в неделю, а два. По понедельникам и пятницам ты станешь рассказывать мне обо всем, что с тобой происходит.

– С огромной радостью, сэр… Мне очень нравятся наши беседы, но я действительно отлично себя чувствую, так что два раза…

– Это не обсуждается. А теперь давай поговорим о конце прошлого полугодия. Ты пропустил четыре недели, точнее, почти пять. Твоя мама сказала мне, что ты болел гриппом.

Ему рассказала об этом, разумеется, не мама, а моя сестра Кейт, но он об этом даже не догадывается. Это она позвонила в школу, пока я находился в отключке, потому что у мамы и без того хватало других забот.

– Если она так сказала, то что мы с вами сейчас должны обсуждать?

Да, я, разумеется, был серьезно болен, но объяснить это не так просто, как могла бы пройти отмазка про грипп. По собственному опыту могу сказать, что люди становятся более доброжелательными и снисходительными, когда видят страдания другого человека. Вот уже который раз в своей жизни я мечтаю о том, чтобы заболеть привычной свинкой или корью или чем-нибудь другим, что легко можно объяснить. Вот тогда все стало бы просто – и для меня, и для окружающих. Любая болячка оказалась бы лучше правды.

Я снова отрубился. Мир перестал для меня существовать. Только что все вокруг кружилось, и вот теперь мой мозг как будто неспешно путешествует по одному и тому же кругу, как старая, страдающая артритом собака, пытающаяся выбрать удобное местечко перед тем, как лечь. Уже в следующее мгновение я отключился и погрузился в сон. Но я спал не так, как это делает обычный человек каждую ночь. Это был долгий и глубокий сон. И в нем абсолютно не было сновидений.

Эмбрион снова долго и пристально смотрит на меня, как будто хочет, чтобы я изрядно попотел под его испепеляющим взглядом.

– Значит, мы можем рассчитывать на то, что в этом полугодии ты будешь вести себя хорошо и не станешь больше пропускать занятия?

– Совершенно верно.

– И догонишь своих одноклассников? И будешь принимать участие в общих делах?

– Да, сэр.

– Я договорюсь с медсестрой насчет теста на наркотики. – Он строго указывает на меня пальцем. – Твой испытательный срок означает, что тебе дали время исправиться. Мы должны убедиться в том, что ты действительно понял свои ошибки и больше их не повторишь. Если не веришь, можешь прочитать об этом сам. И, ради всего святого, оставайся целым и невредимым.

Я и хочу оставаться целым и невредимым, только сейчас я не стал произносить это вслух. Судя по толщине папки, которая находится у него перед глазами, он бы все равно мне ни за что не поверил. И вот еще один факт, в который он не поверил бы – все дело в том, что мне приходится отчаянно бороться за то, чтобы продолжать оставаться в этом дерьмовом запутанном мире. Когда я стоял на краю выступа на колокольне, я не думал о смерти. Я хотел научиться контролировать себя. Чтобы больше никогда не впадать в тот странный и жуткий сон.

Эмбрион снова начинает путешествие по кабинету. На этот раз он останавливается возле стопки брошюр из серии «Подросток в опасности». Он берет сразу несколько штук и начинает вещать о том, что я не одинок в мире, я всегда могу прийти к нему и поговорить, потому что дверь в его кабинет всегда для меня открыта, он всегда здесь, а в понедельник мы побеседуем уже более основательно… Мне так и хочется ответить ему, спасибо, конечно, и вообще без обид, но только это как-то слабо меня успокаивает. Однако вместо этого я начинаю шумно благодарить его, потому что я вижу и темные круги у него под глазами, и эти характерные складочки у губ, как у каждого заядлого курильщика. Скорее всего, как только я закрою за собой дверь, он тут же потянется за сигаретой. Я принимаю из рук мистера Эмбри стопку брошюр и выхожу из кабинета, оставляя его одного. За все время он ни разу не вспомнил про Вайолет, и от этого у меня становится легко на душе.