Купеческий сын вряд ли женился бы на бедной дворяночке. Но купеческая дочь вполне могла выйти замуж за обедневшего дворянина, тем самым повышая социальный статус своего потомства. Это сплошь и рядом происходило во второй половине XIX века, когда дворянское сословие начинало беднеть и деградировать. В уже поздних записках Дьяконовой читаем такое откровение:

Всеми силами души я ненавижу крепостное право! (1899-й год, его отменили без малого сорок лет назад!. — П. Б.) Ненавижу и дворянское сословие, умевшее только жить даровым трудом! Оно распадается теперь, чинное, праздное, и разоряется, несмотря ни на какие поддержки. С злобной радостью слежу я за этим историческим возмездием! Я принадлежу к тому классу, который издавна, от дедов, унаследовал пренебрежение к дворянскому сословию; встарь — купцом помыкали, а теперь пошли на поклон… Помню рассказы, слышанные в детстве, — о любви дворян к богатым купеческим невестам, и глубокое пренебрежение к тунеядству этих бар всосалось в мою кровь.

Очень сильное высказывание! Даже более сильное, чем “Возмездие” Блока. Здесь не интеллигентское раскаяние, а сословная ярость! Целый клубок непрощенных обид!

Но что могла понимать в этом бедная Лиза, когда рыдала на плече своей подружки Мани, потому что мамочка посылала ее в женскую гимназию в Ярославль? “Бедная” — в этом случае не карамзинский образ. Лиза действительно была бедная. В буквальном, материальном смысле.

Она начинала писать дневник вполне простодушно, как сделала бы любая девочка в ее возрасте. Ну, наверное, не любая. Более серьезная, что ли… Даже более ответственная к слову.

15 августа. Долго, очень долго я не говорила с тобой, мой миленький дневник. Целых 2 ½ месяца. Такое время для меня очень долгое, а между тем я не могла писать, потому что боялась, чтобы не увидала мама или гувернантка. Если они увидят, то будет плохо. Ведь я пишу скверно, будут смеяться.

15 августа — день рождения Лизы. Ей исполнилось 12 лет. Именно 15 августа она дает себе обет вести дневник “аккуратно каждый день или каждую неделю”. Ведь, пишет она, “самое название дневника происходит от слова «ежедневно», а я разве каждый день пишу?”

Уже на следующий день мамочка увозит ее в Ярославль.

“Как бы не забыть сделать себе для дневника новую тетрадь и очинить карандаш…”

Как видите, все очень серьезно! Но гораздо более серьезные события происходили в доме.

Умирал отец Лизы…

В архиве Дьяконовой находится важный документ, написанный братьями Елизаветы Александром и Владимиром Дьяконовыми в 1937 году. Это очерк о роде купцов Дьяконовых.

Род купцов Дьяконовых из Нерехты, по сохранившейся родословной, корнями своими уходит в XVII век. Из поколения в поколение Дьяконовы занимались ручной выделкой крестьянского холста, каток его “в три стены”, в 30 аршин длиной, назывался новиной[3], ею и торговали у себя в Костромской губернии. Затем открыто было небольшое ткацкое заведение, холстом и новиной стали торговать со склада в Москве и по большим ярмаркам — у Макария в Нижнем Новгороде[4], на Успенской в Харькове[5], на Сборной в Симбирске[6]. Прадед Елизаветы Александровны, Борис Иванович Дьяконов, был именитым купцом и в 1858 году был возведен в потомственное почетное гражданство. Его родной брат, Александр Иванович Дьяконов, будучи многодетным, выстроил себе большой каменный дом, лучший в Нерехте. Его сын Иван Александрович, дед Елизаветы Александровны, кроме торговли, занимался делами благотворения, был в почете и считался первым лицом в небольшом уездном городе, каким была Нерехта, застрявшая между двумя местными центрами — Костромой и Ярославлем. Иван Александрович Дьяконов для своего времени был человеком весьма грамотным, понимал пользу и необходимость образования и единственного сына своего Александра Ивановича Дьяконова, отца Елизаветы Александровны, отправил учиться в Москву. Александр Иванович окончил Московскую практическую академию коммерческих наук, знал английский язык, свободно говорил и писал по-французски. Перед ним стояла задача — расширить дело отцов, что он и выполнил, открыв в Нерехте фабрику, оборудование для которой сам заказал и привез из Англии. В 1873 году Александр Иванович Дьяконов женился на красавице Александре Егоровне Горошковой, дочери ярославского купца средней руки. Дом молодых Дьяконовых — полная чаша. Они живут богато, фабрика приносит доход, торговые связи расширяются. Успехам в коммерческих делах сопутствует счастье семейное — вслед за первенцем Елизаветой идут другие дети. Так проходит несколько лет.

И вдруг все рушится. Александр Иванович тяжело заболевает, его везут в Москву, показывают лучшим врачам, не жалеют средств, чтобы его спасти. Болезнь временно ослабевает, но не выпускает из своих когтей жертву. Проходит три-четыре страшных года, и Александр Иванович Дьяконов в 1887 году умирает…

Так написано в очерке братьев Дьяконовых.

И здесь возникает ряд вопросов. Братья не называют болезни отца, но известно, что он умер от “прогрессивного паралича”[7]. Эта фигура умолчания заставляет поверить в то, о чем писала в дневнике Елизавета. Ее отец до свадьбы был болен венерической болезнью, которую получил от связи с “красивой работницей на фабрике”. Лиза считала, что и ее собственная болезнь, которая открылась еще в гимназии, была “отраженным заболеванием”. То есть наследственным сифилисом.

Лиза была первенцем. После нее родились еще две дочери и два сына: Надежда, Валентина, Владимир и Александр. Все девочки были погодками, как и сыновья. То есть Александра Егоровна рожала супругу детей почти каждый год. Но болезнь отца стала проклятием для одной старшей дочери.

Конечно, можно было бы не ставить эти вопросы, потому что в любом случае болезнь отца была трагическим событием для семьи. И какая нам разница, от чего он умер? Однако тема расплаты за грехи отцов станет одним из лейтмотивов дневника Дьяконовой, своего рода idée fixe этой девушки. А своего отца она очень любила! Каждый год она отмечала в дневнике годовщину его смерти. И при этом считала, что он наградил ее болезнью, которая сводила ее с ума и, возможно, стала причиной ее гибели.