— Сюда, — сказала Лили, открывая дверь в пустую комнату и вталкивая меня туда. Это был еще один зал, но поменьше. Из груды стульев у стены она вытащила два и жестом пригласила меня сесть.

Я присела на краешек продавленного бархатного сидения и потыкала пальцем в такую же портьеру, украшавшую стену.

— Столько сиреневого цвета я последний раз видела на бар-мицва моего двоюродного брата Дара в ресторане «Леонардо» на Грейт-Нек.

— Что?

— Не обращай внимания… Что случилось, Лили? Все нормально? С тобой все в порядке?

— Мне нужно сказать тебе кое-что, — произнесла она, нервно теребя шелковую юбку.

Я съежилась — она сейчас порвет тонкую ткань. Скорее всего, платье стоит больше, чем месячная аренда моего дома. Так волноваться — совсем не в духе Лили. Она уравновешенный человек, всегда излучала спокойную уверенность, свойственную очень красивым, преуспевающим женщинам, даже если бы ее карьера началась и закончилась фильмами, в которых ее прекрасную грудь пожирают кровожадные монстры.

— Конечно, только не рви свое великолепное платье, ладно?

Лили отпустила юбку и сжала руки, будто только так могла удержаться.

— Я хочу тебя нанять, — сказала она.

Я удивленно заморгала:

— Для чего? У нас нет опыта ведения гражданских дел. Не то, чтобы мы не справились с ними, просто не занимались этим. Пока что.

Артур, бывший муж Лили, при разводе забрал кругленькую сумму денег, и я предположила, что она собирается вернуть некоторую их часть.

Лили провела рукой по своей стриженой голове и оглядела комнату, словно искала папарацци и журналистов, собирающих сплетни.

— Это не гражданское дело. Это уголовное преступление.

Я прислонилась к спинке стула и посмотрела на нее. Она так стиснула руки, что суставы пальцев побелели.

— Никто не должен об этом знать, Джулиет.

— Я же юрист, Лили. Все, что ты мне скажешь, останется между нами.

Я подождала.

Казалось, некоторое время она набиралась смелости. Потом кивнула и взглянула на меня:

— Я хочу нанять тебя помочь мне в деле, за которое грозит смертная казнь.

Я не смогла удержаться и открыла рот:

— Убийство? Кто? Что это за дело?

Лили опять помолчала, затем, наконец, произнесла:

— Юпитер Джонс.

Я ощутила прилив, стесняюсь сказать, некоего энтузиазма. Изнасилование и убийство Хло Джонс, юной супруги Его Высокопреподобия Полариса Джонса, основателя и главы Церкви Космологического Единения, повергло весь Лос-Анджелес в состояние шока. Миссис Джонс обнаружили изнасилованной и убитой в своем доме в Сан-Марино. Некоторое время Южная Калифорния пребывала в ужасе и была убеждена в том, что в городе обосновалось новое семейство Мэнсонов. Кинозвезды тайно разъезжались по домам в Аспен и Нью-Йорк. Один чокнутый евангелист, выступая в теленовостях, настаивал, что Бог так наказал нас за гедонизм, царящий в городе, шеф полиции обвинял городской совет в ограничении проверок по расовому признаку, а недавно избранный и ненавидящий иностранцев мэр утверждал, что ответственность лежит на нелегальных иммигрантах, стекающихся в город. Когда за преступление был арестован Юпитер Джонс, сначала все облегченно вздохнули, а затем вновь возбужденно заговорили о том, что обвиняемый — пасынок жертвы.

Я наклонилась вперед:

— А какое ты имеешь отношение к Юпитеру Джонсу?

Лили закусила нижнюю губу и, прищурив глаза, посмотрела на меня, будто оценивая, насколько мне можно доверять. Затем сообщила:

— Он мой брат.

Я открыла рот — так на карикатурах изображают удивление или попавшего на крючок окуня с большим ртом.

— Что?

— Мой сводный брат, — сказала она, сцепив руки.

— Как же получилось, что газетчики упустили этот факт?

В «Нэшнл Инкуайрер» с удовольствием напечатали бы такую новость. Я бы сама придумала заголовок «Раковая кинозвезда — сестра убийцы матери».

— Я плачу большие деньги, чтобы подобные вещи не попадали на страницы газет. К тому же, моя мать и Поларис были вместе много лет назад, когда мы с Юпитером были совсем маленькие.

Теперь я оказалась совсем сбита с толку.

— Твоя мать? Твоя мать была женой Полариса Джонса?

Беверли Грин, мать Лили — первая женщина-спикер законодательного собрания Калифорнии. Этот заголовок я тоже могла бы написать. «Политический центр власти: связь с культовым лидером новой эры».

— Не моя мама. То есть, не Беверли. Беверли — моя приемная мать. Моя настоящая мать была женой Полариса Джонса. Очень много лет назад.

— Твоя настоящая мать? Кто она? Где она? — спросила я, положив руку поверх сплетенных пальцев Лили.

— Она умерла… Когда мне было пять лет. Я ее совсем не помню. Тогда мы жили в Мексике — моя мать, я и Поларис. Но тогда он не был Поларисом. Его звали Арти. Юпитер тоже жил с нами. И еще другие люди.

Я вопросительно подняла брови. Она пожала плечами:

— Наверное, это было что-то вроде коммуны. После смерти моей настоящей матери мы все переехали сюда. Я жила с отцом и мамой — в смысле, с приемной. Часто виделась с Арти и Юпитером, когда была помладше. Когда Арти стал Поларисом, и Церковь Космологического Единения превратилась в такой крупный центр, мои родители с ним уже не общались. Мать к тому времени выбрали в Наблюдательный Совет, и, полагаю, она посчитала, что связь с церковными фанатиками будет не в ее пользу.

Это вполне понятно. Кто не знает о церкви Полариса Джонса? Некоторые районы города увешаны темно-синими щитами, на которых нарисованы серебряные звезды, благодушный лик Полариса и суровое предупреждение, что наши инопланетные предки наблюдают за каждым шагом и читают наши мысли. Никогда не могла понять, как людей можно завлечь такой очевидно нелепой трактовкой бытия, хотя нельзя сказать, что я много знала о ней. Зато я знала, что у церкви есть некое большое общежитие в Пасадене, где последователи тратят тысячи долларов на занятия, за которые им дают баллы, чтобы достичь Первичной Бесконечности. Публичное разоблачение тайных финансовых операций в одной из газет, казалось, никак не повлияло на популярность Церкви. Думаю, даже саентологи озаботились тем, что тысячи искателей просветления пренебрегли их центром в Голливуде и устремились в Пасадену.

— Я не понимаю, Лили. Почему ты хочешь меня нанять? Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Она крепко сжала мои руки:

— Я хочу, чтобы ты помогла Юпитеру. Его обвиняют в убийстве, а мне невыносимо представить, что он приговорен к смерти. Я не очень хорошо помню Мексику и свою мать, но помню Юпитера. Ни я, ни он не говорили по-испански, поэтому мы были единственными друзьями друг у друга. Он младше меня где-то на два года. Мы все делали вместе. Даже спали в одной кровати. Если честно, когда умерла моя мать, и я стала жить с отцом, я скучала по Юпитеру так же, как и по ней.