Для обслуживания системы электронного наблюдения доктор Бронски взял на работу своего брата Томаса. На тот момент Томас, неприкаянный неудачник, имел не богатый выбор: либо работать у своего брата, либо провести годы за решеткой. Доктор предложил ему единственную работу, которую тот, по его мнению, был способен выполнять, надеясь, что этот кареглазый недоумок, связанный с ним узами кровного родства, сумеет оценить этот широкий жест и воспользоваться выпавшим ему шансом. Суд, проявив снисходительность, выпустил Томаса на свободу под поручительство брата, добропорядочного и уважаемого гражданина, и доктор поспешил увезти его из Швейцарии, пока тот не влип в очередную историю. Доктор не сомневался, что при прежнем образе жизни рано или поздно Томасу неминуемо грозила жестокая расправа со стороны разъяренного мужа какой-нибудь женщины, причем по нынешним временам далеко не каждый судья вынес бы последнему суровый приговор.

В целом человек довольно пассивный и не особенно стремящийся к общению с противоположным полом, родственник доктора имел одну наклонность — совершенно не приемлемую с точки зрения морали современного общества. Томас любил наблюдать за женщинами. Причем предпочитал наблюдать за ними без их ведома. Открытое, не зашторенное окно он воспринимал как прямое приглашение — послание, начертанное изящным женским почерком на дорогой пергаментной бумаге с золотой каемочкой, самолично врученное автором. Томас давно разведал все лучшие места в пригороде Цюриха — где были частные дома со спальнями на первом этаже и огромными окнами, чудесными большими окнами, служившими Томасу вместо киноэкрана. По опыту он знал, что увлекательнее всего вечерние «сеансы», когда женщины готовились ко сну. Томас застывал у окна, где между закрытыми шторами или жалюзи оставалась хотя бы узкая щелочка, и наблюдал от начала до конца ритуал вечернего раздевания очередной жертвы.

Сначала взгляду открывались груди, разнузданные от сбруи бюстгальтера! Томас не уставал поражаться бесконечному разнообразию форм, ибо не было ни одной пары женщин с одинаковой грудью. Лично ему нравились крупные соски, обведенные большими пигментными кругами. Размер грудей был ему безразличен; главное, чтобы они венчались ореолом величиной минимум с крупную сливу. Если в приоткрытое окно врывался легкий ветерок, соски наливались и твердели, и Томас облизывал разгоряченные губы, зудевшие от желания прикоснуться к этим упругим шишечкам.

Тонкие пальчики отстегивали чулки от кружевного пояса и аккуратно скатывали вниз, обнажая бледную кожу бедер. Небрежно брошенный на пол, дымчатый нейлон хранил душистое тепло точеной ножки. Томасу было жаль чулки, безмолвно страдающие от беспечного невнимания хозяйки.

Покончив с этой простой процедурой, незнакомка выпрямлялась; послушные плавным движениям рук, трусики с шелковым шорохом скользили вниз, оглаживая бархатистую округлость живота, колени с очаровательными ямочками, изящные щиколотки, и с нежным вздохом падали на пол — с ластовицей, потемневшей от выступившей за день влаги. Томас, затаив дыхание, силился рассмотреть потаенное сокровище, оставившее влажный след на белье, и огорчался, если это не удавалось. По другую сторону прозрачного барьера, за жестокой твердью стекла, все, на что он мог надеяться, это мельком увидеть темный треугольник курчавых волос, к его разочарованию, надежно скрывавший вожделенное женское таинство. И когда объект наблюдения поворачивался к нему спиной, Томас, наслаждаясь созерцанием безупречных ягодиц, в душе сожалел, что взгляду не доступно большее — то, что находится между ними.

Итак, Томас Бронски, наряду с другими сотрудниками санатория «Элизиум», наконец-то получил работу, о которой мог только мечтать, — работу, которую охотно выполнял бы даже бесплатно. Оказалось, он неплохо разбирается в технике. Помимо мониторинга, Томасу поручили монтировать фильм — задание, которое он считал весьма важным для упрочения финансовой империи брата. Хотя он предпочел бы работать в более тесном контакте с гостьями, расположение его рабочего места исключало такую возможность. Однако Томас несмотря на то, что не мог обладать этими красивыми женщинами физически, благодаря камерам мог властвовать над ними в ином смысле. И он тешил себя этой мыслью, лаская короткий плотный стержень своего пениса в тиши крохотной диспетчерской.

Развалившись в огромном кожаном кресле у панели управления, Томас чувствовал себя господом богом. Наверное, в какой-то мере так оно и было, ибо всевидение и всеведение делали его подобным всевышнему. У очаровательных пациенток санатория не было от него секретов; он наблюдал за ними, куда бы они ни направлялись, запечатлевая на пленке самые интимные моменты. Кассеты с записями сортировались и хранились на полках шкафа в диспетчерской; на каждой из них аккуратным почерком Томаса было выведено имя женщины. Монахини в начальной школе всегда ставили ему высший балл по каллиграфии, и он часто спрашивал себя, что бы они подумали, если бы узнали, какое применение нашли его каллиграфические таланты. И все же годы томления за закрытой дверью взяли свое. Томас Бронски хотел большего, намного большего, чем просиживать штаны в своей тесной коморке и довольствоваться созерцанием мониторов.

* * *

В то время как Томас Бронски медленно закипал, словно вода в котелке, будничная жизнь санатория шла своим чередом. Гостьи приезжали и уезжали. Спрос на услуги санатория был настолько высок, что вскоре пришлось расписывать очередность посещений. Заявки приходили со всех уголков западного мира. Женщины были одна красивее и богаче другой. Слухи о достоинствах санатория достигли самых высоких социальных кругов. Те, кто еще не успел побывать в «Элизиуме», толком не знали, что в действительности происходило на острове, — те же, кто знал правду, не осмеливались об этом распространяться. Видя, что популярность санатория растет, доктор Бронски начал всерьез подумывать о его расширении. Любой человек в его положении планировал бы устраниться от дел как можно раньше. Но доктор, найдя свой рай на земле, не имел ни малейшего намерения покидать его — никогда.

Предметом гордости санатория был широкий спектр оздоровительных процедур. Персонал тщательно заботился о том, чтобы ни одна гостья во время пребывания в «Элизиуме» не скучала и не чувствовала себя обделенной вниманием. На основании сформировавшегося у него психологического портрета пациентки доктор Бронски определял ее потребности и в соответствии с этим разрабатывал индивидуальный курс терапии. Впрочем, методы лечения не отличались разнообразием, поскольку в большинстве случаев женщины страдали от одних и тех же недугов. Единственное различие заключалась в количестве и интенсивности процедур, и в этом плане доктор предоставлял своим служащим полную свободу действий, которые, единственно, должны были иметь четкое представление о том, как далеко могли заходить их отношения с пациенткой — судя по всему, настолько далеко, насколько позволяли физические параметры ее тела.

Доктор Бронски полагал, что очень важно для каждой пациентки установить определенный распорядок дня и неукоснительно его соблюдать. Вдали от дома и семьи женщины часто чувствовали себя неуютно, и поэтому, дабы гостья получила максимум удовольствия от пребывания в санатории, необходимо было создать впечатление нормальной жизни, чему способствовало установление четкого графика процедур, практически не изменявшегося на протяжении всего курса. Помимо терапии доктора Бронски, частью ежедневного ритуала был массаж. Доктор нанимал только лучших специалистов — и лучшим специалистом в этом деле был Андре. Его рабочий день был расписан едва не по секундам: когда клиентки обнаруживали его многочисленные таланты, они стремились записываться к нему как можно чаще, даже на несколько сеансов в день. Бархатные глаза Андре, его сильные руки, терпкий аромат его темной кожи, которая сияла, как черная патока, и так же сладко благоухала, не оставляли равнодушной ни одну женщину, и никто из них не противился даже самым дерзким его желаниям. Даже если бы Андре не был связан контрактом с санаторием, на его массажном столике за годы практики побывали бы многие счастливые клиентки…