— Твою мать, откуда я знаю? Не мешай.

Она знает, что если он вернется вечером, то будет слишком пьян, чтобы разговаривать. В лучшем случае перевернет и разочек трахнет.

Она в одиночестве садится за столик и заказывает кофе. В ее глазах нет гнева — только беспокойство. Надин знает, что она просидит здесь до закрытия бара, пытаясь несколько раз за вечер неловко привлечь внимание своего парня.

Но, судя по уровню брюнетки, которую он кадрит последнее время, ей лучше терпеть, поскольку чем реже он будет захаживать к сопернице, тем лучше она будет себя чувствовать.

И она будет ждать и стерпит любые страдания. Будет терпеть, стараясь не раздражать его, пока он сам не вернется к ней.

Из-за столика встает какой-то тип и, пошатываясь, добирается до стойки. Еще слишком рано — и когда он только успел нализаться? — он просит у бармена в кредит, но его выкидывают на улицу.

В бар входит брюнетка, и парень на другом конце стойки пялится на нее. Эта девица всегда вызывает у него бурные эмоции. Парень теряет спокойствие, начинает ерзать на табурете, подмигивает официанту:

— Не наша вина, что нас повсюду подстерегает порок.

Надин разглядывает девицу, пытаясь увидеть ее его глазами. Почему эта, а не та? Быть может, она похожа на первую девочку, которая позволила ему засунуть палец в свою щелку? Или у нее такая же улыбка, как у девицы с постера, которую он заляпал, когда мастурбировал на нее?

К нему подсаживается приятель, он невинно спрашивает у него:

— Знаешь вон ту брюнеточку?

— В библейском смысле? Первоклассная соска.

— Готов поверить тебе на слово, но предпочитаю проверить сам. Можешь меня представить?

Они берут стаканы и подсаживаются за столик к брюнетке.

У двери суперсексуальная метиска изводит двух парней с высоты своих шпилек. Ее юбка кончается чуть пониже промежности, демонстрируя бесконечные ноги, и парни представляют себе, как они обхватывают талию того, кто ее обрабатывает. Она с улыбкой слушает их, положив руку на бедра, и покачивает задом, когда смеется. Она обладает вызывающей сексапильностью, обещающей путешествие на край ада. Фатальная женщина в прямом смысле этого слова. Весь бар знает истории про парней, которых она свела с ума, но каждый только и мечтает попасть в ее когти.

Надин однажды вечером видела, как метиска рухнула на землю меж двух машин после ссоры с любовником. Побледневший парень склонился над ее скрюченным телом, не веря тому, что можно так страдать, и ужасаясь этому внезапному приступу ярости. Мулатку словно терзал бес, и она пыталась изгнать его, нанося себе удары по животу, корчась и воя, словно огонь сжигал ее изнутри.

— Надин смутило то, что она оказалась невольной свидетельницей этой сцены, но после этого ее все время неотвратимо тянуло к этой девице.

— Надин, тебе звонят. Похоже, Франсис.

Кухонная раковина засорилась. Вода уже зацвела, ведь стоит жара. Маню складывает грязную посуду в раковину ванной.

Радуан не обманул — гашиш был высшего качества.

Она бросает пепельницу в воду, не опорожнив ее. Все, что мокнет в раковине, тут же покрывается тонкой черной пленкой. Маню поносит пепельницу последними словами и захлопывает дверь ванной, чтобы не видеть бардака.

Ей надо выйти на улицу и купить выпивку. Она роется в груде грязного белья, чтобы отыскать куртку без пятен. Клянется себе, что на неделе обязательно сходит в прачечную. Застегивая молнию прокуренной куртки, соображает, что слишком жарко, чтобы надевать ее.

Ей кажется, что она решила пойти за выпивкой несколько часов назад. Квартира превратилась в громадный лабиринт.

Радуан не поскупился, оставил ей порядочный кусок гашиша.

Она забыла, где ключи от квартиры. Переворачивает все, что можно перевернуть, в надежде наткнуться на них. Заглядывает даже в холодильник — кто его знает?

Ключи отыскиваются в кармане джинсов.

Ей все же удается выбраться на улицу. Солнце бьет в глаза, словно в лицо направили прожектор. Так жарко, что хочется опуститься на тротуар и дождаться вечера. Она щурится, соображает, что забыла темные очки, но не хочет возвращаться за ними.

На ходу пересчитывает деньги, держа их на ладони. Похоже, мелочи хватит на две бутылки пива. И жалеет, что не захватила пустую посуду.

Потом забывает обо всем, увидев, что лак так и не высох. Он морщинками лежит на ногтях. Впрочем, так даже красивее.

Через улицу переходит девушка и здоровается с ней. Им не о чем говорить, но они который год живут в одном квартале. Глаза у девушки тонут в черных синяках — она, похоже, еще дальше от реальности, чем Маню. Типичная наркоманка, с трудом доживающая до открытия аптек. У нее постоянно чешется предплечье, и она не может закончить ни одной фразы.

Эта красивая девчонка появилась здесь, когда заканчивала учебу, на что никто из местных не был способен. В ее голове роилась масса проектов, и она собиралась их реализовать. Это было очень давно — реальность призвала ее к порядку и сбросила в болото, но она все еще уверена, что этот смутный период всего лишь эпизод в жизни, который она надеется удачно завершить. Она сама — последний человек, который еще верит в это и надеется, что удастся выкарабкаться. Маню несколько минут беседует с ней.

Потом продолжает путь, заглядывает в бар в надежде, что кому-то захочется ее повидать. Внутри все покрыто слоем жирной грязи. При свете дня это унылое зрелище: грязь напрочь убивает романтичность.

Из бара выходит какой-то тип и хватает ее за руку.

— Радуана не видела?

— Нет. Не знаю, где он.

У нее привычка все отрицать, как и у всех остальных жителей квартала. Не видела, не слышала, оставьте меня в покое. Тип вдруг заводится:

— Мать твою, увидишь, скажи, его, мудака этого, ищут, а когда найдут, пришьют.

— Я с ним не живу.

— Если увидишь, скажи этому сукину сыну: «Если найдут, то убьют». Ясно?

— Чего он натворил? Не расплатился с мамашей?

— Ах ты, сука, выбирай выражения, а то схлопочешь. О’кей? Все знают, что он ошивается у тебя, и не делай удивленные глазки, если мы заявимся к тебе. О’кей?

— Яснее ясного.

Его пасть в двух сантиметрах от ее лица — он готов влепить ей затрещину. Она пользуется тем, что появляется еще один тип, желающий поговорить с первым с глазу на глаз, и смывается.

Радуан совершил какую-то монументальную глупость, если люди так на него взъелись, хотя здесь души людей готовы в любой момент полыхнуть ярким пламенем.

Ей все же стоило быть поосторожней, не шутить с ним. Постараться переубедить его. Потом Маню пожимает плечами — она в воспитательницы не нанималась.