Повсюду царил ужас, из каждого угла доносились плач, крики отчаяния, стоны раненых и умирающих.

Но это был еще не конец.

На два дня и две ночи город оставили на разграбление. Женщин, девушек и девочек Ганнибал намеренно отдал в руки своих наемников, жадных до насилия и жестокости. То, что пришлось пережить этим несчастным, описать невозможно, но немногие выжившие и имевшие возможность рассказать об увиденном, говорили, что не было пленника, не позавидовавшего участи павших — с честью, с мечом в руке. Действительно, нет ничего хуже для человеческого существа, чем оказаться во власти себе подобного.

Город был разрушен спустя двести сорок два года, прошедших со дня своего основания.

Семь тысяч убитых.

Шесть тысяч, в основном женщин, девушек и детей, проданных в рабство.

Две тысячи шестьсот спаслись бегством, воспользовавшись тем, что варвары, предавшись грабежу, больше уже ни на что не обращали внимание.

Дионисий и его всадники — человек пятьдесят — повстречали беглецов среди ночи. Он торопился на помощь городу во главе передового отряда, примерно на час опережая остальных. А основная часть сиракузского войска должна была высадиться на следующий день в устье Гипсаса.

Слишком поздно.

При виде всадников те, кто еще держал оружие в руках, встали кругом, защищая женщин и детей, опасавшихся того, что они попали в засаду и что смерть пощадила их лишь для того, чтобы уготовить им еще более горестную участь. Но, услышав греческую речь, они побросали на землю щиты и упали на колени, рыдая. До сих пор, пока они шли, их поддерживала лишь сила отчаяния; теперь же они поняли, что наконец спасены, и вспомнили о случившемся бедствии. То, что им пришлось наблюдать убийства, насилия и зверства, сломило их; ужас и уныние накрыли их с головой, словно волны бурного моря.

Дионисий спешился и прошелся вдоль рядов этих несчастных. При свете факелов он увидел, что их лица перепачканы кровью, пылью и потом, их щиты и шлемы во вмятинах, глаза красные от бессонницы, усталости и слез, лица были отмечены печатью какой-то отрешенности — словно у лунатиков; они больше походили на призраков, чем на человеческие существа.

— Кто из вас старший? — спросил он.

Вперед вышел мужчина сорока с небольшим лет:

— Мое имя Эвпит, я полководец. А вы кто такие?

— Мы — сиракузцы, — последовал ответ.

— Почему вы пришли только сейчас? Наш город уничтожен и…

Дионисий прервал его, повелительно подняв руку:

— Если бы это зависело от меня, наши воины прибыли бы два дня назад. Но народ должен был устроить собрание, чтобы обсудить все это, а совет стратегов — выработать план действий. Единственное, чего мне удалось добиться, — это разрешения выступить с передовым отрядом. А теперь займемся ранеными: мы сделаем носилки для тех, кто не способен передвигаться сам, и постараемся поскорее уйти отсюда. Размести женщин и детей в центре, воинов — по сторонам. Мы должны добраться до Акраганта прежде, чем варвары бросятся за вами в погоню.

— Подожди, — прервал его Эвпит.

— В чем дело?

— Твое имя?

— Дионисий.

— Послушай, Дионисий: мы благодарны тебе за то, что ты первым явился к нам на помощь. Нам стыдно за то униженное состояние, в каком мы пребываем, но мы хотим тебе кое-что сказать.

Покуда он говорил, воины из Селинунта, подняв свои щиты, собрались вокруг него: они стояли, выпрямив спины, сжимая в руках копья.

— Как только мы восстановим силы, мы вернемся назад, заново отстроим свои дома и свой город, и если когда-нибудь кто-нибудь — кем бы он ни был — захочет вести войну против Карфагена, пусть он знает: мы будем в любой момент готовы вместе выступить и отныне месть — единственная цель нашей жизни.

Дионисий поднес факел к его лицу и посмотрел ему в глаза. Столько ненависти он никогда прежде не видел в человеческом взгляде. Он осветил лица остальных воинов и прочел на них ту же свирепую решимость.

— Я это запомню, — сказал он.

Они снова двинулись в путь и шли всю ночь, пока не добрались до селения, где сумели добыть кое-какую еду. Пока обессиленные беженцы устраивались в тени оливковых деревьев, Дионисий верхом вернулся назад, чтобы проверить, нет ли погони. Тут его внимание привлекло что-то белевшее посреди луга. Он пустил коня вскачь и приблизился. На траве лежала девушка, казавшаяся бездыханной. Дионисий спешился, приподнял ей голову и, поднеся к ее губам флягу с водой, заставил ее сделать несколько глотков. На вид ей было не больше шестнадцати лет, лицо ее почернело от копоти, разглядеть черты почти не представлялось возможным. Только глаза: когда она их открыла, они сверкнули янтарным блеском. Вероятно, во время ночного похода она, изможденная, упала без чувств, и никто этого не заметил. Кто знает, сколько еще таких, не вынесших чудовищной усталости, осталось этой ночью вдоль дороги.

— Как тебя зовут? — спросил он ее.

Девушка отпила еще немного воды и ответила:

— Я не привыкла сообщать свое имя первому встречному.

— Я не первый встречный, дурочка. Я спас твою шкуру. Еще немного — и бродячие собаки разодрали бы тебя. А теперь вставай, садись на коня вместе со мной. Я отвезу тебя к остальным беженцам.

Девушка с трудом поднялась.

— Мне сесть с тобой на коня? Даже и не думай.

— Ну тогда оставайся здесь. Если сюда явятся кампанские наемники, они отобьют у тебя охоту гулять одной.

— Меня зовут Арета. Подсади меня.

Дионисий помог ей взобраться на коня, сам устроился позади нее, и они пустились в путь размеренным шагом.

— Среди беженцев есть кто-нибудь из твоей семьи?

— Нет, — ответила Арета. — Мою семью истребили.

Она произнесла это совершенно бесстрастно, словно

говорила о чем-то, ее не касавшемся.

Дионисий промолчал. Он снова подал ей флягу, чтобы она утолила жажду. Девушка пригубила, потом вылила немного воды в ладонь, омыла лицо и вытерла его краем платья.

В это мгновение на дороге показался всадник. Направившись к ним, он остановился, только когда подъехал совсем близко. Его зачесанные назад волосы, открывавшие залысины и подчеркивавшие высокий лоб, в сочетании с ухоженной бородкой, говорили о том, что он предпочитает выглядеть старше своего возраста. Всадник, окинув девушку взглядом, обратился к Дионисию:

— Ах, так ты здесь! Ты мог бы нас предупредить. Мы думали, ты пропал.

— Все в порядке, Филист, — ответил Дионисий. — Я нашел эту девушку: она отстала. Возвращайся в селение и раздобудь для нее немного еды. Вероятно, она уже несколько дней ничего не ела. Кожа да кости.

Арета бросила на него рассерженный взгляд, и Дионисия поразила красота ее лица и очарование прекрасных янтарных глаз, оттененных длинными темными ресницами. Пережитые ужасы вконец измотали ее, но тем не менее она была явно изящна и хорошо сложена, обращали на себя внимание длинные тонкие пальцы и волосы, еще сохранившие нежный фиалковый аромат. И тут Дионисий почувствовал, что ее хрупкое тело сотрясается от рыданий.