– Разумеется, сынок. – Она поджала губы, тоже изобразив улыбку. – Однако не могу не подметить: по закону вы до сих пор не женаты. Луиза назвалась ложным именем, именно оно значится в свидетельстве о браке, следовательно, никакой силы свидетельство не имеет. Если ты тем не менее предпочитаешь всем делиться с Луизой, то, безусловно, имеешь на это полное право, но помни: делать это ты никоим образом не обязан. Особенно если она настойчиво продолжает подвергать тебя и всех нас опасности своим необдуманным, опрометчивым поведением.

Наконец моя улыбка увяла.

– Я скрыла лицо под капюшоном. Та женщина меня не узнала.

– А если все-таки узнала? А если шассеры или Белые дамы сегодня же ночью наведаются к нам? Что будет тогда?

Я не ответила, и мадам Лабелль вздохнула и тихо продолжила:

– Я понимаю твое нежелание признавать это, Луиза, но если закрыть глаза, от чудовищ ты скрыться не сможешь. Только ослепнешь сама. – И напоследок она сказала еще тише и мягче: – Ты скрывалась достаточно долго, чтобы понимать это.

Вдруг ощутив себя не в силах ни на кого смотреть, я отпустила Рида – и тут же почувствовала, как мне не хватает его тепла. Он шагнул ближе, словно желая снова меня обнять, но я только глотнула еще вина.

– Ладно, – сказала я наконец, заставив себя встретить твердый взгляд мадам Лабелль. – Из лагеря мне уходить не стоило, но я ведь не могла попросить Анселя купить себе подарок самому. Дни рождения – это святое. А все планы можно отложить на завтра.

– Я серьезно, – настойчиво повторил Ансель. – Мой день рождения только в следующем месяце. В этом вовсе не было нужды.

– Нет, была. Может, в следующем месяце нас…

Я осеклась, прикусив свой глупый язык, но было поздно. Я не произнесла слов вслух, но они все равно эхом прокатились по лагерю. «Может, в следующем месяце нас здесь уже не будет». Сунув бутылку обратно Анселю, я заговорила снова:

– Позволь нам отметить твой день рождения, Ансель. Не каждый день человеку исполняется семнадцать лет.

Ансель покосился на мадам Лабелль, будто прося разрешения. Она сухо кивнула.

– Завтра, Луиза.

– Конечно. – Я снова позволила Риду притянуть меня к себе и изобразила еще одну отвратительную улыбку. – Завтра.

Рид снова поцеловал меня – на этот раз яростней, настойчивей, словно ему было что доказывать. Или терять.

– А сегодня мы будем праздновать.

Солнце скрылось за деревьями. Ветер бушевал все пуще, а тучи все больше сгущались.

Рид

Лу спала крепко-крепко. Прижавшись щекой к моей груди, с разметавшимися волосами у меня на плече, она глубоко дышала. Глубоко и мерно. В минуты бодрствования такой покой она знавала редко. Я погладил Лу по спине, наслаждаясь ее теплом. Силой воли заставил себя ни о чем не думать и не смыкать глаз. Даже не моргать. Просто смотреть вверх – на деревья, которые покачивались у меня над головой. Я ничего не видел. Ничего не чувствовал. Я словно онемел.

С самого Модранита сон редко посещал меня. А если такое и случалось, я сожалел об этом.

Мои сны преобразились в нечто темное и тревожное.

Маленькая тень показалась из-за сосен, подошла ко мне и села рядом, тряхнув хвостом. Абсалон – так его назвала Лу. Прежде я полагал, что это обычный черный кот, но она быстро указала мне на ошибку. Это был вовсе не кот, а матагот – мятущийся дух, не сумевший уйти в мир иной и принявший облик животного.

– Матаготов тянет к тем, кто им подобен, – сообщила мне Лу, хмурясь. – К беспокойным, измученным тревогами душам. Должно быть, кто-то из нас привлек его сюда.

Выразительный взгляд Лу ясно говорил о том, кто, по ее мнению, сделал это.

– Уйди. – Я оттолкнул противоестественное создание локтем. – Брысь.

Матагот моргнул, глядя на меня зловещими янтарными глазами. Когда я вздохнул, уступая, он свернулся клубком возле меня и заснул.

Абсалон. Я погладил его по спине пальцем и с досадой услышал, как тот заурчал. Измученная тревогами душа? Нет, это не обо мне.

Я снова уставился на деревья, зная, что никто не поверит в это.

Затерявшись в пучине мыслей, я не заметил, как несколько мгновений спустя зашевелилась Лу. Она приподнялась на локте, щекоча мне волосами лицо, и склонилась надо мной. Ее голос был тихим, мягким после сна, сладким от вина.

– Ты не спишь.

– Да.

Она вгляделась мне в глаза – с сомнением, с тревогой, – и почему-то к горлу у меня подкатил ком. Лу хотела что-то сказать, спросить, но я перебил ее. Произнес первое, что пришло на ум:

– Что стало с твоей матерью?

Лу моргнула.

– О чем ты?

– Она всегда была такой?..

Вздохнув, Лу опустила подбородок мне на грудь. Покрутила перламутровое кольцо на пальце.

– Нет. Не знаю. Может ли человек родиться злым?

Я покачал головой.

– Вот и я так не думаю. Мне кажется, она заплутала где-то по пути. Это несложно, когда дело касается колдовства.

Я тут же напрягся, и Лу посмотрела на меня.

– На самом деле все не так, как тебе кажется. Магия не… В общем, с ней все ровно так же, как и с чем угодно. Когда хорошего слишком много – это уже плохо. Это может вызвать зависимость. Моя мать… полагаю, она очень любила власть. – Лу хохотнула. Смешок вышел безрадостным, горьким. – А когда для человека абсолютно все – вопрос жизни и смерти, ставки куда выше. Чем больше мы приобретаем, тем больше и теряем.

«Чем больше мы приобретаем, тем больше и теряем».

– Понимаю, – сказал я, хоть и не понимал. Ничто в этом мировоззрении не было мне близко. Зачем вообще заниматься колдовством, рискуя утратить свою суть?

Словно ощутив мое отвращение, Лу снова приподнялась, чтобы лучше меня видеть.

– Это дар, Рид. Ты еще столько всего не видел. Магия – прекрасна, необузданна, свободна. Я понимаю твою неприязнь, но вечно скрываться от магии ты не сможешь. Это часть тебя.

Я не нашелся что ответить. Слова застряли в горле.

– Ты готов поговорить о том, что случилось? – спросила Лу тихо. Я провел пальцами меж ее волос и коснулся губами ее лба.

– Не сегодня.

– Рид…

– Завтра.

Лу тяжело вздохнула, но, к счастью, продолжать расспросы не стала. Она почесала Абсалона за ушами и снова легла. Вместе мы посмотрели наверх, на клочки неба, что виднелись сквозь кроны. Я вновь погрузился в осторожное, пустое безмолвие своих мыслей.