Они остались вдвоем в этом мире.

Дом — глиняное яйцо, оставленное позади.

* * *

Потом — кусты, некоторые — с белесыми побегами. Это заросли солянки. Воздух становится мягче. Ветер завывает все ленивее, точно усталое животное, которое уходит прочь.

Начались предпустынные области. Виноградники. Крошащиеся каменные стены, возведенные без раствора. Заброшенные отдельно стоящие дома вроде тех, что встречаются в Тоскане. Это бывшее поселение итальянских колонистов. Плантации кривых олив. Арки ворот, ведущие в никуда.

В мотор забился песок. Грузовик останавливается. Лицо водителя прикрыто на манер туарегов, покрасневшие стариковские глаза говорят: «Выходим». Внезапно раздается взрыв, такой близкий, что заглушает крики; но небо остается чистым. Проносится стая вспугнутых птиц, на лету меняющих построение. Туарег говорит по мобильнику, выкрикивает что-то на тамашеке.[4]Фарид не понимает ни слова.

Солнечный диск висит высоко в небе. Они ждут уже два часа. Фарид и Джамиля обходят мертвую цитадель, им хочется где-нибудь отдохнуть. Площадь. Бывший муниципалитет. Они заходят в церковь. Центральная часть крыши провалилась, абсида изрисована. Пол земляной, лишь кое-где лежат кирпичи. Фарид с матерью прислоняются к стене, делят на двоих кусок хлеба. Джамиля молится. Она не в мечети, но какая разница? Это тенистое место, где люди преклоняли колени и разговаривали с голосом безмолвия.

Негр снимает обувь. Одна его ступня раздулась и напоминает освежеванного барана. Сам он из саванны и уже много дней в пути. Он опасается, что это гангрена.

К нему подходит сомалиец с ножом в руке, подносит к ножу горящую зажигалку, делает надрез на ступне и заворачивает нож в древесный лист, — так заворачивают финики, прежде чем положить их в коробку и вручить туристам.

Все бредут дальше.

Вдалеке слышится шум мотора, затем на горизонте появляется квадроцикл. За рулем сидит толстяк, на его футболке — бутылка пепси и надпись Israb pepsi.[5]

Фарид разглядывает футболку — отголосок жажды из иного мира.

Человек на квадроцикле объявляет, что он поведет всех к морю.

Они идут перед квадроциклом, напоминающим луноход.

Негр волочит свою ногу, перевязанную при помощи растений. Кое-кто бросает матрас или слишком тяжелую кастрюлю. Все шагают молча. Сперва они разговаривали, потом перестали. Слышны только стоны беременной женщины. Правда, она, похоже, будет покрепче мужчин. Женщина скрывает свою беременность из опасения, что ее отправят назад.

Шеренга тараканов пробирается между песчаных холмов.

Люди оставляют древний знак бедуинов-кочевников — цепочку следов, которые занесет песок. Они вновь предоставлены своей извечной судьбе: ориентироваться в пустоте.

Дедушка Муса отказался уходить. Опустив ноги в тазик, он будет по-прежнему сидеть в саду и смотреть, как орлы охотятся за светляками.

Джамиля совсем не выглядит грустной. Она вязнет в песке, переводит дыхание перед каждым барханом. Фарид теперь сидит у нее на спине, привязанный куском ткани, — совсем как маленький.

Джамиля молода: ей чуть больше двадцати. Молодая вдова с ребенком. Пустыня — их раковина.

У Фарида на шее висит амулет.

* * *

На горизонте появляются выжженные солнцем растения. Стена рожковых деревьев. Долгий спуск вдоль цветущих олеандров.

Этот запах — густой, буйный — совершенно незнаком Фариду.

Что это — запах моря с его сверкающим простором и синими глубинами?

Все бегут, пригнув головы, между индийских фиг с их толстыми колючими листами. Фарид спрыгивает со своей маленькой верблюдицы. Он бежит, то падая, то поднимаясь, к зарослям тамариска. Впервые в жизни он оставляет пустыню позади себя.

Еще один человек — в тюрбане, но одетый по-городскому — собирает деньги на пляже. Его светлая куртка промокла от пота у шеи и у плеч. Толстяк громко кричит. Бутылка пепси шевелится у него на животе. Надо торопиться, здесь они на виду. Правда, все под контролем. Верные правительству части получили приказ не мешать отплытию барж. Теперь вождь хочет, чтобы Европа задрожала от наплыва тысяч несчастных. Это его лучшее оружие — истощенная плоть бедняков. Это динамит, который взорвет центры для беженцев и лицемерие правителей.

Все, кто собрался на пляже, протестуют.

Они в растерянности смотрят на проржавевшую посудину у берега. Та выглядит как опрокинутый автобус, совсем не как корабль.

Все кричат, качая головой.

«Слишком дорого для такой развалины. На нее смотреть противно».

Элегантно одетый мужчина говорит: А чего вы ждали? Круизного лайнера? Потом он кричит, что для него дело закончено: он погрузит на баржу других беженцев, не таких тупых. Он разводит руками, велит им убираться прочь, идти назад к кустам, назад в пустыню. Затем он плюет на землю и говорит, что не может больше тратить время на этих крыс.

Он бросает деньги на песок. К нему подбегает паренек, но мужчина не хочет и слышать о беженцах. Он садится в джип. Паренек не отстает, заглядывает в окно, умоляет: «Пожалуйста, ради Аллаха». Среди беженцев много женщин и есть беременные. «Разве у вас нет детей?» Человек в джипе открывает дверь, ударяя паренька, выходит, подбирает деньги, кладет их в бумажник. Все замирают. Торговец людьми ступает по песку лакированными туфлями. Он открывает багажник джипа, швыряет на песок блоки пластмассовых бутылок. «Я подумал, что вам захочется пить». Все благодарят его. Джамиля подбирает бутылку воды, горячей, как чай, и кладет в пакет.

* * *

Фарид смотрит на море. Впервые в жизни. Он касается воды пальцами ноги, зачерпывает ее ладонью. Делает глоток и сплевывает.

Море огромное, думает Фарид, но не такое, как пустыня. Оно заканчивается там, где начинается небо, — за ровной полосой лазури.

А он-то считал, что по морю можно ходить, как ходит пиратский корабль. Вместо этого он промочил ноги. Море колышется, точно холсты, которые расстилала его мать, волны накатываются и отступают. Фарид отходит назад, но волны настигают его.

Беременная женщина поднимает одежды и осторожно входит в море, но вода захлестывает ее до самого подбородка. С открытым маленьким ртом, полным слишком больших зубов, она напоминает верблюда, который испугался пожара.

Все устремляются вперед, начинают толкаться.

Баржа достигла мелководья.

Двое парней из Малави, самые бойкие, ходят по кораблю босиком, на манер моряков, и обследуют его. Они идут на корму, где открывают канистры с крышками на резинках, потом осматривают нос. Им хочется убедиться, что на корабле достаточно топлива. Толстяк орет, что они — проклятые сукины дети, что они ифрикиюн, рабы, сбежавшие из оазисов. Настроив маршрут на GPS-навигаторе, он спрыгивает за борт, оказываясь в воде по пояс, и ударяет по корпусу судна: Удачи, сукины дети.