Я только переоделась в джинсы и объёмный пуловер в широкую сине-белую полоску, как зазвонил телефон. Бросилась тут же к рюкзаку откуда раздавался звук, надеясь услышать голос мужа, но дисплей высветил «Маринка». Стон разочарования сдержать не удалось, но на звонок я ответила.

— Привет, подруга. Как ты? Уже дома?

— Привет, Марин. Дома. Только из душа вышла.

— Вот и правильно. Вот и молодец. Не дрейфь. Прорвёмся. Где наша не пропадала?

В другой раз я бы рассмеялась, но сейчас лишь один уголок губ едва приподнялся: — Ага, наша везде пропадала. Особенно когда речь заходит о тебе.

— Да, ла-а-адно, — протянул звонкий голос, — а жизнь для чего дана? Что я, по-твоему, буду в старости внукам рассказывать? Как вязала носки перед телевизором в компании двадцати кошек?

— Не утрируй, ты и кошки с носками — это что-то из области даже не фантастики, а скорее фэнтезийного комикса.

— Ага, японского… Худенькая девочка с сиськами десятого размера и десятком обнажённых поклонников, стоящих вокруг неё, и во всеоружии, так сказать.

После озвученной нелепицы я не выдержала и громко расхохоталась, едва в голове нарисовалась жуткая картина: — Только не говори, что это и есть твоя тайная и сокровенная эротическая фантазия.

— А что? — Моя лучшая подруга без комплексов: — Мужики во все века заводили гаремы из полтысячи неудовлетворенных, от того злых и ревнивых баб. Ты думаешь почему у тех, кто держал гаремы, столько кровожадностей и убийств с переворотами водилось? Несчастные тётки должно быть с ума съезжали от дикой жажды по мужикам, а не получив желаемого, усмиряли голодную утробу другим извечным способом — проливали чужую кровь, строя козни. А у меня пусть был бы какой-то десяток, пф! К тому же я не жадная.

Я продолжала хохотать, сидя на одном из двух имеющихся в комнате кресел и сгибалась пополам от смеха: — А-ха-ха, прекрати.

— Зато ты наконец рассмеялась, а то я успела подумать, что мою подругу за те два дня, что мы не виделись, завербовали в секту «Конец света близок, очистись щедрыми подаяниями инок».

— Спасибо, что позвонила, Мариш, — постаралась передать скопившуюся тёплую признательность голосом, раз уж не могла обнять.

— Подольский как?

— Мы не виделись сегодня. С водителем домой приехала. Вроде у него какие-то срочные дела на работе появились.

— Да уж, конечно. Держи карман шире. Чтобы Гера, который с тебя пылинки сдувает и на руках носит до туалета и обратно, предпочёл непонятные дела твоей выписке? Ни за что не поверю…

Я и сама знала, сказанное подругой — чистая правда. Любой, кто мало-мальски знаком с Георгием Подольским, так же прекрасно осведомлён, насколько тот одержим своей женой, то есть мной. Впрочем, я отвечала мужу полной взаимностью. Мы хоть и не особо публичные люди, но тем не менее никогда не скрывали чувств, что испытывали в отношении друг друга. Поэтому все, кто регулярно или не очень общался и виделся с нами, отлично понимал, что наша семья основана на бурной и взаимной любви без грамма расчёта. Да, Гера много работал и не мог уделять мне достаточного времени. Но когда он рядом, то не было на свете той силы, которой по силам нас разъединить. Он ходил за мной по пятам, и я вторила ему тем же. Может мы больные, кто бы знал. Но когда врастаешь в другого человека с корнями, выдрать обратно невозможно. Хирургические навыки и скальпель уже не помогут — летальный исход при любом, даже самом осторожном вмешательстве.

Гера моя первая и единственная любовь. Он мой первый и единственный мужчина. Таковым и останется до самой смерти, других мне не надо. И я более чем уверена, что он чувствовал тоже самое, если не больше. Потому как все окружающие не упускали случая потешиться над мужчиной, высмеивая его чрезмерную пылкость в отношении меня — когда он старательно сдувал каждую несуществующую пылинку или упреждал любое желание. Отчего сплетни и зависть вокруг нас разрастались также быстро, как снежный ком в горах превращался в лавину от любого неосторожного, едва заметного шума, стоило нам появиться на приёме или именинах кого-то из партнёров мужа. Поэтому я привыкла избегать любыми путями большого скопления людей. Липкая грязь из осуждения, презрения, неприязненности и в большей степени зависти — это самый короткий список того, что я чувствовала, когда оказывалась под перекрёстным прицелом ядовитых глаз и вспышек фотокамер. Мерзко. Отвратительно. Жизненно.

— Алё, гараж! Ты почему молчишь? — до меня вдруг донёсся резкий голос подруги, заставивший вздрогнуть от неожиданности.

— Извини, родная, задумалась.

— Ох, Мирка. Хватит витать в облаках. Жизнь не закончилась. Всё у тебя наладится, вот увидишь.

— Твоим оптимизмом можно подпитывать целые города, списав в утиль атомные электростанции.

— А смысл хандрить? Жизнь, итак, не сахар, чтобы мы с тобой слёзы проливали. Соберись, возьми себя в руки. Запишись в наш любимый спа-салон, тот который возле торгового центра и меня заодно запиши. Будем вместе красоту наводить. А то на тебя без дрожи не взглянешь.

— Ну, спасибо подруженька.

— А что? Кто кроме меня тебе правду-матку в глаза скажет?

— И то верно. Хорошо, уговорила. Узнаю вечером планы Геры и запишу нас в салон, встанем в очередь за красотой.

— Только ты мне заранее сообщи день и время, чтобы я у шефа отпросилась.

— Не смеши меня, Маринка. По-моему, это твой шеф у тебя отпрашивается, а не наоборот.

— А-ха-ха, есть такое. Но я же не наглею, знаю всё-таки своё место в пищевой цепи.

— Ты не надумала его бросать? Он ведь женатик, семейных перспектив — круглый ноль.

— Глупая ты, Мирка. Он именно этим меня и устраивает. Сама знаешь после Самохина я серьёзные отношения на дух не переношу. Поэтому мой женатый шеф — отличный вариант безопасно расслабиться. К тому же, умудрённые жизненным опытом матроны любят неустанно повторять, что регулярный секс полезен для женского здоровья.

— Угу, только надеюсь ты понимаешь, что так говорят исключительно те женщины, кто нуждается в оправданиях череды беспорядочных связей.

— Поздравляю, моя подруга — лицемерная ханжа. Если ты глубоко и надолго замужем, Мирка, это же не значит, что все женщины должны мечтать о том же самом.

— Ты права, Марин, извини.

— Да, ладно. Я не обижаюсь. К тому же тебе простительно, натерпелась как-никак.

— Не будем об этом. Иначе вся твоя дружеская терапия полетит коту под хвост.

— Слушай, а хочешь я подарю тебя котёнка? Или щенка. Ты кого больше любишь?

— Не вздумай. Во-первых, я хочу ребёнка, а не котёнка. А во-вторых, Гера вышвырнет вон всех лохматых и хвостатых. Он