появления на свет нашего первенца и шептали признания в любви? Но вот приговор озвучен, наш брак на плахе, палач отпустил верёвку гильотины, и тяжёлое лезвие со скрежещем звуком скользнуло вниз, неумолимо рассекая нас пополам. Отделяя друг от друга. Навсегда. Навечно.

В ту минуту жестоко убита не только наша семья. Мои радужные мечты, моя вера в мужчину, которому я была предана до самого конца несмотря ни на что, моё сердце, разрубленное пополам, изливалось кровью, дёргаясь в посмертных конвульсиях. Не было больше нас, отныне существовали только он и я. Хотя насчёт себя не уверена. Ему то, что, он уже несколько месяцев, как превратился в бездушного ледяного монстра. Ему должно быть всё равно. А вот я теряла кровь вслед за собственным сердцем, приговорённым и казнённым мужем-палачом.

Внезапно Гера будто почувствовал что-то. Резко вскинул голову и моментально поймал в силки мой агонизирующий взгляд. Синие льдистые глаза полыхнули ненавистью, яростью, гневом, сменяясь злобным удовлетворением, затем секундная боль, и мне даже показалось, что мелькнуло сожаление. Хотя о чём ему жалеть? Он изувер, не человек для меня больше. Порядочный мужчина никогда бы так не поступил. И речь ведь совсем не о любви. Речь об элементарном уважении к той, которая делила с ним кров, еду, постель. Сожалел он или нет — плевать. Мне теперь тоже всё равно.

Бросив последний взгляд на страстную пару на рабочем столе, заметила, что Гера успел надеть маску ядовитого превосходства. И я едва сдержалась, чтоб не расхохотаться в голос над самой собой. Наивная Мира пыталась разглядеть в пылающих гневом ледяных глазах сожаление! Три раза ха-ха! Маринка права, я безмозглая идиотка, пытавшаяся сохранить то, чего давно не существовало в реальности. Аккуратно прикрыв дверь, я вернулась в спальню, постояла несколько минут глядя на разобранную постель с тем выражением лица, когда видишь ядовитую змею. Отныне наша супружеская кровать вызывала во мне единственную ассоциацию — мерзкая, гнусная, скользкая, ядовитая змея… гадость, одним словом.

Открыла глаза, отворачиваясь от непрошенных видений, и я снова в Маринкиной квартире. Кофе — зло. Хотела заснуть, но не получалось. Сердечная тахикардия бухала в груди, мешая расслабить тело. А может предатель-муж виноват в бессоннице. Нереальность происходящего сбивала с толку, нестерпимо хотелось поддаться искушению и нырнуть поглубже в прошлое, в котором каждое утро меня встречал глубокий бездонный взгляд, наполненный искристым обожанием и неподдельным восхищением, трепетной благоговейностью и пылкой чувственностью. Где не хотелось отворачиваться от горячего тела, жадных губ, крепких объятий, а мечталось замереть в них навсегда… Печально, что моё «навсегда» разбито без жалости и сострадания, без оглядки на общее счастливое прошлое. Возможно ли склеить осколки?

Умелому мастеру по силам сотворить всё, что мятежная душа пожелает, но то, что склеено, уже никогда не станет прежним. Раны покрываются шрамами, те грубыми рубцами. Внешний вид, благодаря виртуозной шлифовке, может оставаться тем же, тогда как содержание изменилось навсегда.

Я снова прикрыла веки, чтобы попытаться заснуть…

Обнажённая рыжая женщина с пышными формами, распростёртая на рабочем столе, бесстыже раскинув ноги в стороны, опиралась пятками о столешницу. Мужчина в расстёгнутой серой рубашке и едва удерживающихся на бёдрах чёрных брюках толкался пахом в срамное рыжее лоно. Беспощадно. Грубо. Резко. Впиваясь пальцами в молочную кожу рыжей, раскрывая её бёдра шире, разводя до упора…

Конец 1 части.

Примечания

1

Аутофобия — это патологическая боязнь одиночества.

2

К/ф «Про Красную Шапочку»

3

Екклесиаст 3 глава. Царь Соломон.