Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наверное, смогу, — ответил я.
Сметвик вынул из кармана пузырек и оставил его на прикроватной тумбочке.
Я выпил зелье. Мерзкое на вкус, но помогает сразу. Вновь откинулся на подушки. Интересно, а при допросе родители будут?
Родители были, причем Люциус как представитель попечительского совета, а Нарцисса просто, как мать. Был Снейп и Дамблдор. От министерства пришли Скримджер, МакНейер, Боунс.
— Значит, вы подошли к животному, и оно напало просто так? Может, вы его дразнили? — спросила Боунс.
— Нет. Я подошел к животному, поклонился, и оно напало. Я его не дразнил.
— Мистер Поттер говорит иное.
— Мы с мистером Поттером…друг друга недолюбливаем. Почему бы вам спросить не у «звездного» мальчика, а у обычных учащихся? К примеру, Лаванду Браун или Дина Томаса. Они тоже из гриффиндора и были на уроке. А почему вы спрашивали Поттера? Он разговаривал с учителем и момент нападения видеть не мог.
Лица министерских вытянулись, в глазах Люциуса мелькнул хищный огонек.
— Боюсь, мистер Малфой немного заговаривается. Мистер Поттер смотрел в этот момент на гиппогрифа, - сказал Дамблдор.
— И не остановил Драко, — вкрадчиво сказал Люциус, — значит, он хотел, чтобы гиппогриф напал? Может, это мистер Поттер запустил заклинание, и животное встало на дыбы?
Ого! Вот это финт ушами. Рожа Скримджера выражала крайнюю степень удивления. Красиво Малфой факты перевернул.
— Мистер Малфой, вспомните точно, где находился профессор Хагрид перед тем, как на вас напало животное.
— В шагах двадцати от меня. Он разговаривал с Поттером.
— С вами еще кто-то подходил?
— Нет, я был один.
— Мистер Поттер доставал палочку или может быть кто-то другой?
— Я не знаю. Я на гиппогрифа смотрел.
— Почему у вас конфликт с Поттером? — неожиданно спросил Скримджер.
— Вам лучше спросить у него. Я стараюсь его не трогать. Сам вечно возникает.
— В чём это выражается?
— Заклинание в спину, оскорбления, подначки, — я говорил только то, что помнил из фильмов.
— Спасибо, мистер Малфой. Поправляйтесь.
— А что будет с гиппогрифом?
— Казнь, — ответил МакНейер.
— Зачем?
— Он напал…
— Это животное, — перебил я МакНейера, - оно действует на инстинктах. Лучше найдите нормального преподавателя, а не эту ошибку природы. И нормальных свидетелей, которые раскажут все непредвзято.
— Мы учтем ваше пожелание, — напряженно сказала Боунс. — До свидания.
Все взрослые, кроме Нарциссы, направились на выход. Похоже, я перестарался или слишком выбился из образа капризного ребенка.
В палате стало тихо-тихо. Кинь иголку на пол, и будет слышно.
— Завтра утром отец заберет тебя, — сказала Нарцисса.
— Почему не сегодня? Меня можешь ты забрать.
— Отец сказал, что сегодня тебе нужно остаться здесь.
— Хорошо.
— Твоя помолвка с Паркинсон под вопросом.
— Мне она никогда не нравилась. Слишком распущенная.
— Мне казалось, она тебе нравится.
— С ней интересно, но если есть возможность на ней не жениться, то я бы не женился, — я не хотел жениться совершенно на незнакомой девушке. Это Малфой ее знал, а не я.
— Хорошо, — тихо сказала она, — я скажу отцу, что ты согласен на расторжение.
Она выглядела очень уставшей. В общении со мной слетела маска надменной аристократки, и сейчас здесь сидела женщина, которой очень не хватает сильного плеча и простого участия.
— Мам, — сказал я.
— Да, сынок?
— Обними меня.
***
Одетый в больничную пижаму я смотрел в окно. Грудь и ребра перестали ныть. Двигаться было не больно. За окном был Лондон. В прошлой жизни мне довелось тут побывать. Быстро приехал, посидел на семинаре и так же быстро уехал. Даже город толком не смотрел. Надо будет наверстать упущенное.
Вчера, после ухода матери, я прогулялся по больнице. В кино это было интереснее. Реальность оказалась скучной.
На первом этаже никто не летал, не прыгал и не мяукал. Там располагалось несколько кабинок, в которых сидели регистраторы и целители. Они оказывали первую помощь и отправляли в отделения. Просто так попасть в отделение (любое) нельзя — чары не пропустят. Только больные, персонал и родственники в ограниченном количестве. Остальное — по распоряжению целителя.
Буфет не впечатлял. Много сладкого, из нормальной еды только пастуший пирог (редкостная гадость в этой больнице) и цена кусается. Шоколадные лягушки вызвали у меня отвращение, как и бобы со всеми вкусами. Понравились бисквитные котелки и помадки.
Удивление вызывали портреты, которые двигались и разговаривали. Как я понял из памяти своего предшественника, портреты — это отпечаток личности владельца, оживающие после смерти. Память у портрета короткая — около пяти-семи лет. Потом часть знаний стирается, заполняется новыми. Чем сильнее волшебник, тем дольше портрет «помнит». Картина с целителем Вивискотом помнила последние сорок лет, а портрет молодого целителя, умершего в начале двадцатого века, помнил только последние три года. Как я понял, у портрета есть базовые знания о себе и эпохе, в которой он жил, а остальное обновляется. Чем-то принцип работы напоминает компьютер — есть операционная система, и есть программы. Вот операционка — это знания о себе и эпохе, а программы — это информация об окружающем мире. Поэтому показания портрета никогда не принимаются — мало ли, чего в нем заклинит.
Дверь отворилась. На пороге стоял Люциус. Он положил на кровать какой-то сверток, взмахнул палочкой, и теперь на одеяле находилась одежда.
— Одевайся и спускайся на первый этаж.
Черный костюм из дорогой ткани сидел как влитой. Запонки белой рубашки красиво переливались. Туфли вычищены до блеска. Неброско и очень дорого.
Я спустился на первый этаж. Люциус ждал меня у камина. Он разговаривал с целителем Сметвиком.
— А вот и ваш наследник.
Люциус скривился.
— Готов?
— Да.
Он бросил горсть пороха в камин. Пламя стало зеленым.
— Малфой-мэнор, зеленая гостиная, — сказал мужчина и толкнул меня в пламя.
Все завертелось вокруг меня. Я вывалился кулем на темно-зеленый ковер. Отполз от камина и сел на попу.
— Драко!
Я повернулся на голос. Ко мне шла Нарцисса.
— Наконец-то ты дома. Пойдем, я провожу тебя в комнату. Ты помнишь, где она находится?
— Нет.
В этот момент из камина грациозно вышел Люциус.
— Драко, я жду тебя в кабинете через час.
— А кабинет это где?
Упс, лучше бы молчал. Люциус смотрел на меня, как на птеродактиля.
— Мать проводит тебя.
Мы шли по длинному коридору. Нарцисса держала меня за руку. Лестница, поворот, еще поворот. Да когда же