Казалось, эту проблему ей не решить, и в то же время она не могла допустить, чтобы ее соотечественник по неведению попал в сети, расставленные немецкими «друзьями».

Если им не удается выпытать эту тайну, значит, она слишком важна для Англии, чтобы делиться ею с другой страной.

Симона слышала, как отец говорил с кем-то об усилившейся враждебности между принцем Уэльским и новым кайзером Германии.

Королева Виктория, самый могущественный монарх в мире, выдала свою дочь Вики за кронпринца Германии.

Принц Уэльский регулярно навещал Вики и, как все отмечали, был очень привязан к своему зятю Фрицу.

Размышляя об этом, Симона припомнила, как ее мать рассказывала о том, что принцессе не очень нравилась жизнь в Германии.

Она считала, что люди здесь слишком провинциальны в своих привычках, что им недостает вкуса. А еще они обедают в пять часов.

—Тем не менее, — возразил отец, — я слышал, что Ее Королевское Высочество чрезвычайно предана своей новой стране и никому не позволяет говорить о немцах плохо.

Многие англичане надеялись, что рано или поздно их принцесса взойдет на немецкий трон.

Но в 1887 году кронпринц пожаловался на боль в горле, и с тех пор мысли его супруги Вики были полны тревог и дурных предчувствий.

Именно тогда в Англии стали говорить о старшем сыне кронпринца Вильяме, который очень враждебно относился к матери, обожавшей его, несмотря ни на что. Их отношения постоянно обсуждались при дворе Виндзоров и стали темой разговоров хозяек самых модных салонов, а затем и широкой публики.

Симона вспомнила, как однажды на званом обеде отец заметил кому-то из приглашенных пэров:

— Бисмарк вовсю укрепляет мощь Германии. Быстро же он воспользовался сложившейся ситуацией.

— Каким образом? — спросил собеседник.

— Он отлучает юного Вильяма от родителей, внушая мальчику воспринимать отца как безвольного мечтателя, — ответил лорд Белгрейв.

—Я тоже об этом слышал, — подтвердил пэр.

— Более того, — продолжал лорд Белгрейв, — Вильям смотрит на свою мать как на неразумную англичанку, которая не понимает, какая великая и славная роль уготована Германии.

Симона заинтересовалась всей этой историей только после того, как подружилась с Каролиной.

Она искренне огорчилась, узнав, что кронпринц умер спустя сто дней после вступления на трон Германии.

Конечно, в Англии смерть члена королевской семьи вызвала множество разговоров, тем более что коснулась она непосредственно королевы Виктории.

Вскоре стало известно, что молодой Вильям ведет себя невыносимо бессердечно по отношению к своей матери.

Посольство в Берлине предоставило полный отчет о его поведении, что, разумеется, не порадовало королеву Викторию, которая всегда любила принца Вильяма.

Будучи подростком, он неоднократно приезжал в Осборн и в Балморал. К своему дерзкому и импульсивному внуку королева всегда относилась с удивительной снисходительностью. К тому же она никогда не забывала, что принц-консорт обожал его в младенчестве.

Лорд Белгрейв, как и все придворные, полагал, что принц Вильям искренне привязан к своей бабушке, чего нельзя было сказать о его дяде Берти, который, как ни странно, вызывал в молодом человеке явную неприязнь. Вильяму казалось несправедливым, что принц Уэльский унаследует империю, мощь которой уже признана во всем мире, а его вынуждают еще доказывать, что набирающую силу и значимость Германию есть за что уважать. Леди Белгрейв всегда сочувственно относилась к принцу Вильяму. Симона слышала, как она, говоря с мужем, пыталась оправдать нарочитую элегантность принца.

— Это результат того, что его левая рука изуродована, — у Вики были очень трудные роды. Ему так и не смогли исправить нанесенную травму. — Думайте, как вам угодно, — отвечал лорд Белгрейв, — но лично я полагаю, что он вел бы себя также, даже если бы родился с руками, ровными, как шомпол!

Было непросто найти объяснение поведению Вильяма.

Спустя всего несколько месяцев после коронации он пренебрег традиционными ограничениями, связанными с трауром, и стал появляться на придворных балах России и Австрии.

В Англии все знали, что королева Виктория упрекала его в столь неподобающей поспешности, но он едва снизошел до ответа, что, дескать, опасности подстерегают монархов по всему земному шару.

— Мы, императоры, должны держаться вместе, — гордо провозгласил он.

Лорд Белгрейв, докладывая во дворце о дошедших до него сведениях, трактовал их следующим образом:

— Новый кайзер готов принять свою бабушку, королеву Викторию, но намерен избегать встреч с дядей Берти, ибо тот — всего лишь принц Уэльский.

Теперь Симона перебрала в памяти эти и многие другие инциденты, которые горячо обсуждались не только в Лондоне, но и во всех аристократических домах Англии.

Все знали, что на Каусской регате развернулась нешуточная борьба между принцем Уэльским и кайзером.

Принц, будучи командором Королевской яхтенной эскадры, в свое время принял племянника в члены клуба, но потом очень сожалел об этом жесте доброй воли.

Тогда Симону совершенно не интересовала вся эта история, однако она припомнила, что яхта «Гогенполлерн», на которой кайзер обычно прибывал в Каус, была самой крупной в своем классе. На самом деле она больше походила на военный корабль, нежели на прогулочное судно, и сильно отличалась от «Виктории и Альберта», полностью соответствующей параметрам прогулочной яхты, притом английской от носа до кормы.

Кроме яхты «Гогенцоллерн», которая одним своим видом демонстрировала намерения Германии затмить всех на королевской регате, кайзер привел с собой еще и гоночную яхту, спроектированную так, чтобы превзойти «Британию» принца Уэльского. Что и случилось. Все в Англии знали, что принц был задет и очень расстроен, и сочувствовали ему.

И лорд Белгрейв, и многие другие государственные мужи знали, что Германская империя и в политическом аспекте стремится доминировать на континенте.

Но еще большую тревогу вызывали ее намерения бороться за «место под солнцем» за пределами Европы.

Все это всплыло в памяти Симоны, пока она стояла у окна и смотрела в сад.

Она понимала, что совершенно случайно столкнулась с чем-то очень серьезным и даже опасным. Возможно, это добавит еще больше враждебности в отношения между ее страной и Германией.

Конечно, этого не должно было произойти. Вопрос в том, что ей теперь делать.

Прежде всего, ей не следовало входить в кабинет барона без приглашения.

Но ведь она вошла туда и таким образом подслушала, что хозяин дома и человек, который, как она поняла, был доверенным лицом кайзера, планировали шпионить за англичанином.

— Мне придется рассказать ему об их замыслах, — сказала себе Симона. — Я не могу допустить, чтобы за ним следили, чтобы какая-то женщина соблазнила его и выведала наши секреты. Располагая ими, Германия может решиться напасть на другие страны.