Все это было мелко. Материальный ущерб не превышал и десяти процентов всех наших активов. Следы вели дальше. Эти ублюдки явно действовали по чьей-то указке. И я хотел выяснить чьей именно.

В гостиную ввели двух напуганных аристократов.

— Беспредел! Средь бела дня босота напала на благочестивых особ! — кричал виконт Мышкин.

Завидев нашу троицу, виконт сразу понизил голос и натянул вежливую улыбку:

— Лев Константинович, не признал вас сразу. Богатым, будете.

— Обязательно буду. Вот сегодняшнего дня и начну богатеть. Рассказывайте, кто стоит над вашими недородами, — видя, как они медлят, запустил ауру хронума.

Аристо вздрогнули, когда из моей головы начали расти рога. Фон Таубе потянул ворот рубахи, будто ему не хватало воздуха. Лицо покрылось испариной.

— Да-да, я все расскажу! Только не убивайте меня, Лев Константинович, — трусливый Мышкин начал первым.

Я отключил ауру, ибо с хвостом было неудобно сидеть в кресле, и слушал, закинув ногу на ногу. Костюм-тройка свисал с меня клочьями после демонической трансформации, что добавляло странности в будущей беседе. Я с наслаждением тянул любимую сигарету марки «Ахмат», молча слушал неожиданно словоохотливого Фон Таубе, и размышлял, что делать дальше.

Заморозка времени или по-научному — «навес времени», помогала мне, когда требовалось, в кратчайший срок проанализировать большой объем информации и выдать верное решение. Суть в следующем…

Со слов барона, три рода действовали независимо друг от друга. Никакого союза не было, как я думал раньше. Каждому из них была назначена аудиенция с членом тайного общества «Арбитр». Диалог шел в формате «пастор-прихожанин» — через ширму, искажающую голос и где собеседники не могли видеть лиц друг друга.

Не обошлось без применения силы. Чтобы вытянуть нужную информацию, пришлось сломать Мышкину нос в назидание остальным. Это побудило троицу поделиться самым сокровенным, по их мнению. Арбитры запретили трогать ближайших моих соратников: Олега, Дениса, Катерину и Нонну Владленовну. Это давало повод задуматься, насколько хорошо арбитры осведомлены о моей жизни. Вдобавок ко всему, Фон Таубе подрядили установить средства наблюдения и контроля в бизнес-центре «Ахмат» в Питере.

Большая часть их «сокровенного» сводилась к описанию нападения: сколько наемников задействовали, какое оружие брали с собой. Бла, бла, бла… Просто «словесный понос», наполняющий гостиную жужжанием. Говорить им приходилось, чтобы не попасть под тяжелую руку Олега. Из всей словесной шелухи я все же смог вытащить крупицы, действительно стоящие моего внимания.

Чем дальше я слушал, тем становился смурней. Внимание арбитров не предвещало нам ничего хорошего — неугодные арбитрам роды вырезались целиком. Не оставалось и намёка на их существование. Все это проходило весьма филигранно, как бы само собой, ни к чему не придерешься, и именно эта филигранность исполнения заставляла думать, что за этим стоят высочайшие лица Российского Императорского Дома.

Можно было бы назвать их «теневым правительством», если бы не одно но: Император самолично вел борьбу против арбитров. И пока безуспешно. Об этом не говорили открыто, приходилось догадываться, хотя некоторые слухи до моей скромной персоны все же доходили.

Когда говорливый виконт закончил рассказ, я все еще находился в лимбе. В кабинете повисла тишина, и только шёпот изредка переговаривающихся между собой аристократов нарушал ее. Вернувшись в реальность, внешне оценил троицу, стоящую на коленях.

— Брат, кончать их?

Я усмехнулся. Отлично, братец, все верно делаешь… Подал условный знак Олегу, чтобы он продолжал в том же духе: отыгрывал роль «злого» полисмена. Я же медлил что-либо отвечать брату. Пусть понервничают. Страх за свою жизнь — безотказный двигатель необдуманных и поспешных решений. А эти ублюдки мне серьезно задолжали.

— Денис, во сколько Вертецкий оценил наши потери от этих ублюдочных родов?

— В районе четырнадцати миллионов без учета компенсаций родственникам погибших.

— Фон Таубе, что скажете? — я закурил сигарету, дабы подпитать кровь никотином, и подошел к окну.

Во дворе вовсю кипела работа по «очистке» усадьбы от «грязи». Бойцы сквада приволокли наш штатный лицензированный крематорий на колесиках и сбрасывали в него трупы. Удобная вещь, когда нужно быстро и без следов избавиться от улик. В одну камеру (мои бойцы называли ее холодильником) складывались свежие трупы. Вмещалось до трех тел, не слишком упитанных. Следующий отсек назывался миксером. В нем улики измельчались острыми шнеками и дальше подавались в компрессионную камеру или, по-другому, в саму печь.

Сама установка считалась стационарной, и для нее требовалось габаритное оборудование для подачи топлива в камеру. Газовоздушная смесь выходила из сопел высокого давления и после нескольких минут непрерывного горения, в печи оставался лишь пепел. Мы пошли иным путем, сделав установку мобильной и переделав печь под работу двух одаренных стихии огонь.

Бойцы сквада, закрепленные за мобильным крематорием, рассказывали, как улицы, по которым везли установку, вмиг пустели, а ставни спешно закрывались на замок. Что ж, злые языки не теряют времени даром. За спиной блеял перепуганный Фон Таубе:

— Я… Я… Я компенсирую весь причиненный мною ущерб, Лев Константинович! Все, до последнего рубля!

Вот только брать с него было нечего. По тем отчетам, что мне успели предоставить, Фон Таубе все свои и даже заемные деньги потратил на оружие и наемников в недавней вылазке на оружейный склад в Таганроге. Этого болвана использовали, пообещав ему жирный куш при дележке моих земель и он, конечно же, согласился, идя ва-банк и поставив на эту сделку практически свою жизнь.

Ко всему прочему мне не нравился этот барон. Не из-за того, что он аристократ, а просто есть такой тип людей, которые всем своим видом просят, чтобы им дали в харю. Заплывшее лицо, узкие щелочки глаз (а ведь он вовсе не монголоидной расы, на минуточку — Фон Таубе!), проплешина на голове с черным родимым пятном, будто ему птица нагадила.

Этот «красавец» оставлял за собой право первой брачной ночи в своем баронстве, лишив целомудрия своим мерзким грязным отростком не один десяток деревенских девушек. Напомнив себе эти факты из жизни барона, я невольно поморщился. Вот же мразь!

Пока я находился в лимбе и обдумывал стратегию своих дальнейших действий, четко решил для себя, что Фон Таубе сегодня не жить. Все факты складывались против зачуханного ублюдка. К тому же, он доставил нам большие проблемы, чем тот же Мышкин и Голицын вместе взятые.

— Ахматова враги безмолвны и… Млять!

На этом я осекся, обдумывая вторую часть придуманного наспех выражения. Жест рука-лицо так и напрашивался, но выручил Денис, сидевший за столом со скучающим видом, завершив мою реплику:

— Мертвы.

— Не совсем в рифму, но посыл верный. Спасибо, друг.

Я запустил ауру хронума и вновь предстал в обличии демона преисподней. Бойцы