Еще мгновение и случится трагедия.

Не случилась. На пути троса откуда-то появился толстый металлический лом.

— Ну и кто так крепит найтовы? — строго спросил капитан Петров, двумя руками удерживая лом. — Я вас спрашиваю, боцман!

— Виноват, товарищ капитан, — понурил голову Цимбалистый. — Животное вон… Не способствует нормальной работе. Мечется под ногами…

Петров глянул вслед собаке, успевшей отбежать на безопасное расстояние, а боцман, воспользовавшись моментом, погрозил своим подчиненным кулаком.

— Зашвартовать контейнер, — понизив градус строгости, приказал Андрей Николаевич. — А потом приварить к палубе фитинги, чтоб встал намертво.

— Слушаюсь…

Лева продолжал преследовать свою собаку, а боцманская команда, усиленная капитаном, принялась с удвоенной энергией крепить принятый на борт контейнер.

* * *

— А вот это он зря, — проворчал второй помощник Банник.

Старший помощник Еремеев стоял у другого окна рулевой рубки и тоже наблюдал сцену с контейнером.

— Ты про трос? — спросил он.

— Нет. Шо под трос полез — молодец! Людей от беды уберег. А вот крепежом занялся зря. Если капитан на судне лично занимается такелажем, это шо означает?

— Шо? — передразнивая говорок Банника, переспросил Еремеев.

— А то, шо дистанция нарушается.

Подпалив сигарету, старпом отошел к двери и приоткрыл ее. Уже оттуда махнул рукой:

— Брось. Ерунда все это.

— Дистанция — ерунда?! — распалился Банник, позабыв о стоящем рядом рулевом Тихонове. — Меня знаешь, как учили?

— Как?

— Матрос капитана бояться должен! Шоб капитан мимо шел, а матрос… — он вытянулся в струнку, — трепетал и дрожал, как осиновый лист. Вот!

Баннику было под пятьдесят. Бритый затылок, вес — далеко за сто, угрюмый взгляд из-под густых бровей, седые пшеничные усы, кулаки с пивную кружку и жуткий кубанский акцент. Сразу видно: добрейшей души человек.

Выпуская в сторону приоткрытой двери дым, Еремеев усмехнулся.

Матрос Тихонов в это время смотрел на экран локатора и обеспокоенно хмурился. Не удержавшись, выпалил:

— Товарищ старший помощник, прямо по курсу айсберг!

Позабыв о тлевшей сигарете, Еремеев подскочил к переднему ряду окон. Разглядев в слепящем белоснежном мареве контуры айсберга, он схватил микрофон судовой трансляции и взволнованно произнес:

— Капитану просьба срочно прибыть на мостик! Повторяю: капитану срочно прибыть на мостик!

Банник стоял на том же месте и обеспокоенно взирал то на айсберг, то на бегущего по палубе Петрова. Рука второго помощника застыла на полпути к машинному телеграфу.

С одной стороны, следовало немедленно застопорить ход, а то и врубить полный назад.

С другой — они ведь не на обычном судне и не на чистой воде. Потеря хода в таких толстых льдах порой влечет куда более серьезные последствия.

«Скорость сближения с айсбергом невелика, — решил про себя Банник. — Сейчас в рулевую поднимется капитан и решит, какой лучше предпринять маневр…»

* * *

Прибежав на бак, Фрося вдруг поняла, что оказалась в западне — ограждения двух бортов сходились в одной точке и дальше улепетывать было некуда. Осторожно выглянув из-за невысокого металлического ящика, она заметила медленно идущего в ее сторону хозяина. Проскочить мимо него было крайне затруднительно, и тогда она решила побыстрее разделаться с добычей.

Положив бутерброд на обледеневшую палубу, собака еще раз обнюхала аппетитные колбасные кругляши и принялась один за другим их поедать…

— Фрося! — крикнул Лева, растерянно приближаясь к высокому носу «Михаила Громова».

Здесь уже негде было спрятаться. Леерные заграждения, какие-то металлические балки, закрепленные вдоль смыкающихся бортов. И невысокий ящик с крышкой в полутора метрах от носа.

— Но я точно видел, что она прошмыгнула именно сюда, — растерянно пробормотал Лева.

Внезапно его взгляд зафиксировал комок шерсти знакомого окраса. Комок шевельнулся в одну сторону, в другую. «Хвост!» — довольно улыбнулся Лева и двинулся к ящику, за крышкой которого пряталась его смышленая Фрося.

— Вот ты где, — с наигранной строгостью сказал он, глядя на ее хитрую морду с умными глазами. — Ты когда научишься выполнять элементарные команды? Я же тебе русским по белому приказал сидеть в каюте и не выходить!..

Собака облизывалась. На палубе лежали хлебные крошки.

— Уже успела что-то украсть? — поднял он ее на руки. — Как тебе не стыдно, а?

Поглотив добычу, Фрося больше не сопротивлялась и никуда не спешила. Взгляд ее подвижных темных глаз словно говорил: «Ладно, хозяин, сдаюсь. Теперь так и быть — можешь отнести меня в каюту…»

Корпус судна содрогнулся. Где-то внизу послышался мощный треск.

Кое-как удержав равновесие, Лева отвлекся от собаки, сделал два шага к носовым леерам и осторожно посмотрел вниз. Под носом «Громова» эффектно ломался толстый лед; от разломов расходились причудливые трещины. Одна из них с жутким грохотом устремилась далеко вперед.

Лева проследил за ней взглядом. И вдруг побледнел: прямо по курсу над ледяной пустыней возвышался громадный айсберг. «Громов» шел, не сбавляя хода, а расстояние до исполинской ледяной глыбы сокращалось с каждой секундой…

* * *

Взволнованный Петров ворвался в рубку. Старший помощник стоял на левом крыле и что-то рассматривал в бинокль.

— Что случилось? — спросил капитан у Банника.

— Айсберг по курсу. Высотой не меньше двадцати метров.

Петров подбежал к ряду прямоугольных окон, вгляделся в даль. Потом метнулся к экрану локатора, чтобы хотя бы приблизительно вычислить дистанцию до угрожающего препятствия.

— Право руль! Курс двести пятьдесят! — скомандовал он.

— Есть право руль. Курс двести пятьдесят, — подкручивая штурвал, повторил Тихонов.

Ледокол начал медленно выполнять циркуляцию, пытаясь обойти на безопасном расстоянии грозный айсберг. Несколько секунд все шло по плану, ничто не предвещало беды.

Но внезапно с левого крыла в рулевую рубку забежал старпом и испуганно выпалил:

— Капитан, он переворачивается!

— Как? С какой стати?.. — Петров поднял бинокль.

— Одна из трещин от «Громова» дошла до него и… в общем, лед, в котором он держался, разрушен.

— Машине — стоп! — скомандовал Петров.

Банник резко перевел ручку машинного телеграфа в сектор «Стоп».

Гул, ровными волнами катившийся по корпусу судна, сделался тише. Ледокол по инерции еще раз навалился носом на лед, затем сполз назад и остановился в проделанной полынье.