Никто из сидевших за столом не мог усомнить­ся, что знак оставлен перстнем с печаткой, метал­лические переплетения которого составляли пер­вую букву имени Адама. Перстень был не про­стой – его подарил Адаму король Эсгферт в благодарность за то, что тот спас жизнь одному из его приближенных. Всегда осмотрительный, Адам пользовался им, когда нужно был подтвердить какой-нибудь документ или подписать письмо.

– Когда Вулф вернулся с бесплодных пере­говоров между нашим королем и его противни­ками, он рассказал мне об одном из воинов, ко­торый с гордостью носил шлем и доспехи Адама, – прервала затянувшееся молчание Брина. – И он сказал, что приглядывался, но так и не увидел у него этого перстня.

– Как мудро поступил Адам, не написав сво­его имени.

Ивейн кивнул, как бы одновременно согла­шаясь с Бриной и подтверждая свою уверен­ность, что письмо в самом деле пришло от по­павшего в плен Адама.

– Боюсь, что если бы оно оказалось в руках врагов, жизнь Адама была бы…

Ллис содрогнулась, представив, как ее мужа бро­сают в морскую пучину или в бездонные топи болот, – и то и другое, хотя и тайно, но практико­валось у тех, кто желал навсегда избавиться от врага.

Чувствуя, что расстроил ее своим замечанием, Ивейн пожалел, что вовремя не смолчал. Желая отвлечь сестру от невеселых размышлений, он спросил:

– Откуда пришло послание?

– Тот, кто передал письмо, сказал, что полу­чил его в Уэссексе от человека, направлявшегося на юг, – тотчас же откликнулась Ллис. – Он сказал также, что тот, первый, не мог ему в точ­ности объяснить, где или от кого получил письмо.

То, что невозможно было точно установить, откуда дошло к ним послание Адама, не удивило слушателей. Если только господин не посылал своего доверенного гонца, большинство пись­менных сообщений проходило через множество рук, прежде чем достигало адресата.

Когда с ужином было покончено, гебуры уб­рали деревянные блюда и удалились в маленькую хижину, отведенную для них господином. Хижина эта была проявлением необычайной заботы о слу­гах, но она же позволяла Вулфу и его домочадцам обрести еще более редкое сокровище – часы уединения в кругу семьи. Оставшись наедине друг с другом, они могли беспрепятственно обсудить то тайное, что неведомо недостойным учения и на­веки останется сокрытым от них. Ивейн и обе жрицы принялись строить планы. Они отнесут этот клочок пергамента в природное убежище. Там, среда духов природы, всегда путовых откликнуться на зов тех, кто умеет общаться с ее неслышными голосами, они вознесут гимны восходящей луне.

Собираясь обсудить необходимые подроб­ности, трое друидов намеренно понизили голос до шепота, и Анья тихонько встала. Выскользнув из дома незамеченной, девушка быстро сбежала по деревянным ступенькам и, обогнув централь­ную башню замка, оказалась в дубовой роще. Почти двадцать лет назад в честь своей молодой жены отец посадил деревья рядом с теми стары­ми, могучими, которые давно уже росли здесь.

Приближаясь к священному дубу, Анья ти­хонько и почтительно напевала стихи молитв, испрашивая разрешения воспользоваться его прикрытием. Она знала эти строфы от матери, но та и не подозревала об этом. Затем во мраке, сгустившемся перед восходом луны, Анья, подобрав бледно-желтые юбки, заткнула их за пояс, сплетенный из тростника, так что подол теперь едва доходил ей до бедер.

После этого она принялась карабкаться по стволу. Жесткая, шершавая кора царапала ей ла­дони, и девушка опасалась, что полотняные юбки, хотя и заткнутые за пояс, порвутся, и надо будет придумывать какое-то объяснение этому. И все-таки она ни о чем не жалела.

Анья как раз примостилась в развилке между толстым суком и стволом, когда те трое вошли в дубовую рощу.

Ивейн положил послание Адама под дубом. Затем он, Ллис и Брина возложили свои кристаллы поверх обрывка пергамента. После этого все трое встали, образовав треугольник. Закрыв плаза, вы­тянув вперед руки и касаясь друг друга только кон­чиками пальцев, тогда как большие пальцы рук были опущены, также образуя треугольник, друи­ды затянули печальную и прекрасную песнь. Дикая, необузданная мелодия то стихала, то вновь набирала силу, а они трое, торжественно, нетороп­ливо переступая, ходили вокруг кристаллов, заси­явших бледным огнем. Голоса их взлетали все выше, друиды двигались все быстрее, а кристаллы засверкали так ярко, словно сама восходящая луна, заглядывая под сень вековых дубов, бросала на них свои отблески.

Скрытая ветвями, девушка трепетала, зачаро­ванная гармонией заклинания, в котором она, по давним и смутным преданиям, узнала вечную три­аду умиротворенной мощи. Да, хотя ритмичные строфы звучали теперь с другой целью, это, несо­мненно, был тот же всесильный обряд, что некогда обратил в бегство бесчисленную армию врагов.

Когда последние звуки неземного, волшебно­го заклинания закружились и стихли, каждый из певцов наклонился и поднял свой кристалл, бла­гоговейно укрывая его в ладонях. Устремив взгляды в их яркую сердцевину, друиды один за другим заговорили о том, что открывалось им в сияющей глубине.

– Я вижу людей в доспехах древних заво­евателей.

Брина узнала доспехи благодаря тому, что они переходили из поколения в поколение их рода, и Глиндор когда-то увидел в них Вулфа, пришедшего, чтобы спасти ее.

– Я вижу леса на юге и ревущее море за ними, – как зачарованная, проговорила Ллис.

Таинственное сияние и выжидательное без­молвие точно повисли в воздухе, пока наконец не заговорил Ивейн:

– Я вижу громадный каменный замок… окруженный густыми лесами и окутанный гро­зовыми тучами.

Обе женщины ахнули, но он улыбнулся им решительно и сурово.

– По крайней мере, теперь я знаю дорогу и пойду осторожно, ведая о грозящих опасностях.

– Ты пойдешь?! – В коротком вопросе Ллис звучали и страх, и надежда.

Ивейн улыбнулся. Сияние его кристалла таяло, угасая, и свет взошедшей луны скользил по черным густым волосам, с которых не сводила глаз девушка, сидевшая в ветвях наверху.

– У тебя и у Брины дети – их надо растить, и земли – о них надо заботиться. Одному мне будет легче пробраться и пройти сквозь все пре­пятствия невредимым.

Брина молчала. Она слишком хорошо пони­мала справедливость слов Ивейна. Любя его, как сына, она боялась за него, но ничего не могла ему возразить. К тому же, он был прекрасно обучен военному делу и всяческим хитростям великим во­ином – ее мужем, и обладал всевозможными кол­довскими познаниями благодаря ее деду, прослав­ленному друиду Глиндору. Брина подумала обо всем этом, и опасения ее рассеялись.

Укрывшись в ветвях, Анья вслушивалась в пугающие слова. Несмотря на уже имевшийся у нее кое-какой жизненный опыт, она до этой ми­нуты гнала от себя мысли о том, что Ивейн ско­рее всего примет именно такое решение. Нежной щекою она прижалась к шероховатому стволу дерева, точно бессознательно пытаясь укрыться от суровой действительности. Разумеется, ни мать, ни Ллис не могли оставить своих обязан­ностей – заботы о детях и скирах. Тем более тогда, когда и в Трокенхольте, и в Оукли совсем не осталось мужчин, кроме детишек и дряхлых, ни на что не способных стариков. Анья попыта­лась убедить свое непокорное сердце, что Ивейн должен отправиться на поиски Адама и освобо­дить Адама.