Неожиданно возникший из ниоткуда Грег перегнулся ко мне через стол.

— Здорово пролетел? — заговорщически прошептал он, и я вздрогнул.

— Больше чем на два миллиона. А ты?

— У меня еще хуже. Но я все верну, будь уверен. Долгосрочных-то я все-таки прикупил солидно!

— Боже мой, Грег! Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

— Будь спокоен, — усмехнулся он. — Еще как знаю. Исключительно благодаря твоей машине. А Бобу она понравилась?

— Не очень, по-моему, — с сомнением протянул я. — Сдается, логическому мышлению он предпочитает нутряное чутье, как выражается наш друг Этьен. Господи, помоги нашим сделкам сработать!

— Сработают обязательно, не переживай, — заверил меня Грег и с этими словами вернулся к своему столу, взявшись перебирать бумаги.

— Ты в порядке? — окликнул я Эда.

Тот молча кивнул, в глазах его застыло испуганное выражение, но держался он хорошо.

— Да, денек сегодня выдался не из легких, — ухмыльнулся я. — А ты молодцом, не подкачал!

Эд благодарно улыбнулся и занялся оформлением документов на заключенные нами сегодня сделки.

Я встал и обвел взглядом гигантский операционный зал. В нем помещалось почти две сотни рабочих столов, расставленных в восемь длинных рядов. Здесь совершались сделки и с облигациями, и с иностранной валютой и с акциями. Окон не было, вдоль стен тянулись застекленные кабинки для деловых встреч и переговоров. Сейчас, в конце бурного дня, зал выглядел так, словно тут пронесся бешеный ураган. Столы заставлены мониторами, компьютерами, телефонами и интеркомами, повсюду валяются клочки и клочочки бумаги. Между ними — отодвинутые как попало стулья, по залу бродят маклеры, потягиваются, одни не прочь выпить чашечку кофе, другие останавливаются перекинуться парой слов с коллегами.

Я направился к выходу в дальнем конце зала. Миновал нашу немногочисленную группу, занимающуюся сделками с акциями. Вообще-то «Харрисон бразерс» известна в основном операциями на рынке облигаций, однако руководство компании решило, что ее присутствие должно распространяться и на упомянутую сферу. Группа тесно сплотилась под огромным табло, на которое беспрерывно выводились цены тысяч и тысяч акций, складывающиеся на Нью-йоркской фондовой бирже. Практически всем нам такая информация не нужна, но Боб Форрестер считал, что табло придает помещению вид настоящего американского инвестиционного банка. Кроме того, сведения из Нью-Йорка помогали ему бдительно следить за порядком в своем личном портфеле акций. Самое забавное было в том, что единственные люди, для которых появляющиеся на табло данные представляли хоть какой-то профессиональный интерес, видеть их не могли, поскольку сидели прямо под ним.

Еще одной инициативе Форрестера мы были обязаны логотипами «ХБ» благородного коричневого цвета, украшавшими колонны и стены зала в таком великом множестве, что они неизбежно попадали в объективы телекамер, когда репортеры наведывались к нам за новостями с рынков ценных бумаг. Короче, Боб был убежден, что наше рабочее помещение должно выглядеть пристойно и, на его взгляд, естественно.

У выхода я остановился налить себе стакан холодной воды. Наши агенты, торгующие акциями, тоже засобирались домой по завершении тяжелого рабочего дня. Все, кроме Карен. Она оставалась за своим столом, щекой прижимая телефонную трубку к плечу, вытянув длинные стройные ноги на соседнем стуле. Несмотря на весь сегодняшний переполох, на желтой юбке и белой шелковой блузке — ни складочки, ни морщинки, выглядела она сейчас так же свежо и опрятно, как и в половине восьмого утра.

— Ой, да ну брось, Мартин! Нет, правда? Фу, скажешь тоже! — хихикнула Карен в телефонную трубку, и я, прихлебывая ледяную воду, прислушался. — Ладно тебе, давай говори, сколько ты этих «Уол-март» хочешь?

Она заговорщицки подмигнула мне, убрав упавшую на глаза прядь светлых волос. Обернулась к агенту, заторопившемуся к выходу:

— Джек! Подожди минутку! Какие у нас есть предложения насчет «Уол-март»?

Я осмотрел группки людей в строгих темных костюмах, рассеянных тут и там по атриуму[4]невероятных размеров. Она еще не пришла.

Почти все пространство в центре строения было занято фонтанами и водопадами, отливающими мертвым блеском скульптурами и живыми деревьями, так что для работы людям оставалось лишь небольшое пространство, тянувшееся по внешней окружности здания. Нас обоих пригласили на прием по случаю открытия в Лондоне нового отделения «Банк де Женев э Лозанн». Обычно я по возможности избегаю подобных мероприятий, однако на этот раз Барри, главный посредник банка в Лондоне, настоял, чтобы я непременно был. Люди все были незнакомые, так что я стоял себе у колонны черного мрамора, грея в ладони бокал шампанского.

Ну и денек! Ухитриться потерять больше двух миллионов долларов! Как ни крути, а это куча денег. Хотя для моего баланса подобный убыток должен в конечном итоге оказаться терпимым. Ведь по сравнению с прошлым годом у нас с Эдом есть, точнее, был в активе прирост в три миллиона долларов. Тем не менее то, что я лишился таких деньжищ, потрясло меня, особенно в свете того, что я предвидел подобный ход Гринспэна, однако никаких мер предосторожности не принял.

И все же я почему-то испытывал своего рода радость, что сегодня все так сложилось. Мне был брошен вызов — вернуть два миллиона долларов, которые у меня предательски увел коварный рынок. И я преисполнился решимости этой цели достигнуть. Мне ведь необходимо думать о своей репутации и послужном списке. И в этом смысле прибыли и убытки для агента — все.

А послужной список у меня чертовски хорош. Торговать собственностью «Харрисон бразерс» я начал два года назад. В первый год заработал фирме восемь миллионов долларов, во второй — уже пятнадцать. Совсем неплохо для парня двадцати восьми лет от роду. Тем более что эти успехи стали находить отражение в размере моего жалованья и особенно премиальных.

Но как же мне вернуть эти два миллиона долларов? Поможет, конечно, «Бондскейп». Он придавал мне ощущение могущества. Я обретал способность обозревать сразу весь рынок облигаций, очутиться прямо внутри его, видеть и осязать его движение. И таким преимуществом обладал на всем рынке только я. Мы с Ричардом пыхтели над «Бондскейпом» несколько месяцев. Пришлось провести целую серию практических испытаний прибора и предложить ряд изменений и усовершенствований. Я знал, что он будет работать, но не мог и мечтать, что аппарат проявит себя так превосходно.

Ощущения испытываешь самые необычные — и вправду оказываешься в новом мире. Честно говоря, я всегда весьма скептически относился к мнению о том, что переживания в виртуальной реальности могут чем-то отличаться от тех, что предлагает компьютерная игрушка. Однако сегодня я на самом деле почувствовал, что живу и передвигаюсь в другом мире, в абстрактном мире облигаций и денег. Интересно, какими же тогда должны быть иные виртуальные миры?