— Ты ведешь себя очень, ну прямо безумно странно. Вчера приложила столько усилий, чтобы выкинуть Мартинес со своего стола, а теперь сама вдруг решаешь пересесть… Может, вам с ним просто стоит поговорить? — робко предлагает Синклер.

Обостренная проницательность соседки катастрофична — та обладает удивительной способностью залезть в голову и выкопать то, что годами лежало незаметно. Блондинка приоткрывает рот, намереваясь сказать что-то еще, но под давящим ледяным взором осекается и больше не пытается поднять эту тему. Аддамс искренне ей благодарна.

Проходя мимо первой парты следующим утром, Уэнсдэй ловит его непонимающе-огорченный взгляд… И невольно отводит глаза. Она ощущает непривычную неловкость, но что поделать — непростые времена требуют радикальных мер. Воспаленный аппендикс необходимо удалять, а небольшой дискомфорт после операции вполне нормален.

Пару раз Ксавье пытается подсесть к ней во время ланча, но, едва заметив его приближение, Уэнсдэй молниеносно покидает столовую, почти не притронувшись к еде. Однажды он предпринимает попытку догнать ее в коридоре — зовет по имени, ускоряет шаг, но она ловко скрывается в толпе школьников. Подобное поведение иррационально для нее, Аддамс категорически не привыкла избегать проблем. Но он непременно потребует ответов, а ей совершенно нечего сказать.

«Привет, как дела? Как прошли каникулы? Ах да, кстати. Я прекратила с тобой разговаривать, потому что мне на долю секунды показалось, будто я чувствую то, что не должна».

Хуже и представить нельзя.

Нет, лучше игнорировать.

Это не может продолжаться вечно — рано или поздно ему придется смириться. Рано или поздно он отстанет.

Нужно только немного подождать.

Но иногда, буквально пару-тройку раз Уэнсдэй ловит себя на мысли, что зачем-то выискивает глазами в толпе изгоев высокий силуэт. Вот только на фоне постоянно маячит тонкая фигурка с длинными пшеничными волосами. Это весьма раздражающе, словно мелкая царапина на виниловой пластинке, портящая качество звука. Аддамс не может четко ответить на мысленный вопрос, почему новенькая настолько сильно действует на нервы, нарушая обычное душевное равновесие. Неопределённость раздражает еще больше. Шов, оставшийся на месте удаленного аппендикса, зудит и не заживает.

Каждый раз она смотрит на Ксавье не дольше пяти секунд и каждый раз отворачивается, прежде чем он успевает заметить пристальный немигающий взгляд. Впрочем, ничего страшного.

Это пройдёт.

Нужно только немного подождать.

А в пятницу вечером Аддамс сталкивается с самым настоящим предательством — Вещь, чутко улавливающий малейшие перемены в ее настроении, внезапно встаёт на сторону Энид.

— Ты не сможешь отпустить ситуацию, пока вы не поговорите, — жестами показывает он.

— Нам не о чем разговаривать, — меланхолично отзывается Уэнсдэй, аккуратно натирая гриф виолончели полиролью.

— Ты поступаешь несправедливо, — упрямится Вещь. Похоже, если бы он мог демонстрировать эмоции, он непременно бы нахмурился.

— Я полностью согласна, — в диалог вступает молчавшая прежде Синклер.

Вечно они друг за друга заступаются.

Кошмар. Вот ведь спелись.

Она не считает нужным поддерживать бессмысленный разговор.

— Ну послушай… — Энид никак не унимается. Она даже убирает в сторону ноутбук с очередной мыльной оперой и садится, подобрав ноги под себя. — Ты, может, не способна понять, но нельзя вот так разбрасываться людьми. Ты ужасно обращалась с ним весь прошлый семестр… А потом спасла, и вы начали общаться. А теперь вдруг ведешь себя еще хуже. Ты же мозг ему ломаешь… Каждый человек заслуживает честности, и если ты решила прекратить общение, нужно сказать об этом в лицо.

— Ты об этом в социальных сетях прочитала? — Аддамс твердо намерена держать оборону до последнего.

Она чувствует себя так, словно вновь оказалась на сеансе у безвременно почившей Кинботт. Та точно также медленно, с садистской скрупулезностью пыталась сковырнуть несокрушимую броню и добраться до сердца — горячего, пульсирующего… живого.

Какая наивная утопия.

Конечно, с анатомической точки зрения у нее самое обычное сердце. Два желудочка, два предсердия. Оно сокращается примерно семьдесят раз в минуту, выталкивая кровь в аорту. Но оно не способно чувствовать.

Ничего. Совсем.

И никому не под силу это исправить.

Следующим утром Энид будит ее ни свет, ни заря. Уэнсдэй испытывает стойкое желание расчленить соседку с особой жестокостью, когда та принимается хаотично метаться по комнате, извлекая из шкафа многочисленные наряды самых тошнотворных цветов. Очень скоро кровать Синклер оказывается погребена под ворохом одежды. Аддамс сонно потирает глаза в безуспешных попытках вникнуть в происходящее. Ах да, сегодня же суббота. Вечеринка Белладонны.

Oh merda.{?}[Вот дерьмо (итал.) Но вы наверняка уже выучили хд]

Она уже успела позабыть об обещании, данном Энид.

— Мне нечего надеть… — с драматизмом, достойным Оскара, заключает блондинка, попеременно хватаясь то за крошечную мини-юбку, едва прикрывающую жизненно важные органы, то за пушистую кофту цвета фуксии. — Уэнсдэй, помоги мне выбрать! Нужно, чтобы было… ну просто огонь!

— Могу предложить крематорий, — без энтузиазма отвечает Аддамс, с головой забираясь под одеяло, чтобы не ослепнуть от кислотно-кричащего буйства красок.

Невыносимая активность Синклер вызывает неприятную головную боль. Интересно, будет ли это считаться смягчающим обстоятельством в суде по уголовному делу?

— Нет, не вздумай заснуть! — блондинка решительно стягивает с нее одеяло, отбросив его на спинку стула. Выудив из груды вещей два лоскута ткани, по ошибке именуемые юбкой, она поочередно прикидывает их на себя и придирчиво осматривает свое отражение в большом напольном зеркале. — Ну и? Какую выбрать, как ты считаешь?

— Они обе способны спровоцировать приступ эпилепсии, но синяя — особенно, — Аддамс почти не смотрит в ее сторону, взяв с тумбочки тонкую расческу и принимаясь разделять пробор для косичек.

— Отлично, значит, надену синюю! Спасибо, Уэнсдэй! — Энид едва не пищит от восторга.

Уэнсдэй тяжело вздыхает.

Нужно просто пережить один тягомотный вечер, и Синклер оставит ее в покое.

Это не должно оказаться слишком сложным.

Они приходят в библиотеку довольно рано. Большая часть изгоев пока отсутствует, за исключением Йоко, переключающей музыку на небольшой колонке, и Аякса, который с энтузиазмом смешивает коктейли в пластиковых стаканчиках. Похоже, бурбоном и вермутом дело не ограничилось — на столе, приспособленном под барную стойку, целая вереница бутылок с самым разнообразным алкоголем.

— Что приготовить для прекрасных дам? — пафосно выдает он, рисуясь перед Энид, и даже пытается прокрутить бутылку в руках. Впрочем, безуспешно.

— Манхэттен, сэр, — Синклер кокетливо накручивает на палец светлый локон и ослепительно улыбается.

— Будет исполнено, леди! — Петрополус продолжает откровенно паясничать, явно испытывая немалый восторг от реакции своей девушки.

Уэнсдэй морщится, даже не пытаясь скрыть брезгливого презрения. Мало ей ежедневной болтовни соседки о великой и всепоглощающей любви… Наблюдать слащавую сцену вживую намного хуже.

Скользнув внимательным взглядом по этикеткам на бутылках, она останавливает выбор на виски. Название ей