Немая сцена затягивается.

— Ну мы играем или как? — капризным тоном интересуется какая-то рыжеволосая девица, имени которой Уэнсдэй не знает.

Наконец Ксавье подается вперед и наклоняется к Мартинес. Та мгновенно обвивает руками его шею и прикрывает глаза.

Когда между их губами остается не больше сантиметра, он вдруг замирает и оборачивается через плечо на Уэнсдэй.

Их взгляды сталкиваются — мягкая зелень против глубокой черноты. Она внезапно ощущает себя так, будто оступилась, спускаясь с крутой лестницы. В грудной клетке что-то сжимается, словно все внутренние органы скручиваются в тугой узел. И хотя Аддамс знает, что с анатомической точки зрения подобное невозможно, иррациональное чувство не отпускает.

Все остальное воспринимается совершенно побочно.

Кажется, изгои начинают перешептываться.

Кажется, Эмили открывает глаза и непонимающе взирает на происходящее с механической, будто приклеенной, улыбкой.

Кажется, Уэнсдэй сжимает пластиковый стаканчик с такой силой, что его содержимое выплескивается наружу, заливая рукав черного джемпера.

Кажется, она и вправду испытывает нечто похожее на… ревность.

Нет.

Этого не может быть.

Только не с ней.

Аддамс отворачивается с самым безразличным видом.

Краем глаза она улавливает движение — Ксавье склоняется к губам Эмили, наконец исполняя условия бестолковой игры.

Залпом осушив содержимое помятого стаканчика, Уэнсдэй ставит его на стол и быстро поднимается по лестнице, покидая библиотеку.

Прийти сюда было крайне плохой идеей.

Разгульные вечеринки, тесные объятия в темных углах и жаркие поцелуи с привкусом алкоголя — все это не для нее. Ровно как и глупые человеческие привязанности. Это иной мир, в котором она всегда была и будет чужой.

И это самый лучший исход.

Самый правильный.

Комментарий к Часть 4

Фак, ну не получается у меня хорошая Эмили через призму восприятия Уэнс, аж бесит

Как всегда, с нетерпением жду вашего мнения

========== Часть 5 ==========

Комментарий к Часть 5

Саундтрек:

Fytch — In These Shadows (feat. Carmen Forbes)

Приятного чтения!

When this night falls

I know I’ll lose myself again.

После монотонной электронной музыки тишина в коридоре буквально кажется спасением, а прохладный воздух почти избавляет от давящей головной боли. Уэнсдэй замедляет шаг, не забывая оглядываться по сторонам — несмотря на поздний час, есть риск наткнуться на преподавателей. Хотя будет весьма иронично, если ее исключат из Невермора по такой глупой причине.

«Мистер и миссис Аддамс, ваша несовершеннолетняя дочь бродила по школе ночью в состоянии алкогольного опьянения после того, как приняла участие в разнузданной подростковой вечеринке, проведение которых категорически запрещено правилами».

Маму определенно хватит удар.

Она прилагает немало усилий, чтобы вообразить разочарованно-шокированное лицо Мортиши. Это помогает отвлечься от застрявшей в голове картинки, в которой Ксавье склоняется к губам Эмили чтобы-ее-черти-разорвали Мартинес. Раз за разом, на бесконечном повторе, словно в диапроекторе зажевало пленку. Неприятное чувство, будто все органы скрутило жгутом, понемногу отпускает… Но не до конца. Отголоски странного ощущения никуда не исчезают, и мозг, отравленный туманом опьянения, услужливо подсовывает нежелательные воспоминания.

Она машинально потирает правое запястье в том месте, где Ксавье ровно на одну секунду коснулся пальцем обнаженной кожи.

У него теплые руки.

А у нее — всегда аномально ледяные.

Как и сердце.

Прежде Уэнсдэй никогда в этом не сомневалась.

До сегодняшнего дня.

Она нарочно выбирает самый длинный путь в Офелия-холл, чтобы подольше подышать свежим воздухом и привести в порядок спутанные мысли. Но задача кажется невыполнимой — чем больше она пытается убедить себя, что поступила абсолютно правильно, тем ярче пылает невидимый след его прикосновения.

Это не первый раз, когда ее касался мужчина — Тайлер, настойчиво пытавшийся обманом расположить ее к себе, постоянно вторгался в личные границы, не спрашивая разрешения. Неоднократно брал за руку, проводил ладонью по щеке… Во время их единственного поцелуя руки Галпина уверенно сжимали ее талию.

Уэнсдэй солгала бы, сказав, что это было отвратительно.

Но это было… по-другому.

Тогда ощущения были смазанными, нечеткими. Она списала все на собственную природную холодность, будучи абсолютно уверенной, что ее тело не способно в полной мере чувствовать желание. Не способно на биохимическую реакцию, вызывающую выработку гормонов, отвечающих за возбуждение.

Похоже, думать подобным образом было слишком самонадеянно.

Погрузившись в напряженные размышления и уткнувшись взглядом в пол, Уэнсдэй почти не замечает, как добирается до поворота в коридор, ведущий в ее комнату. Она не уверена, что сможет заснуть, несмотря на поздний час. Возможно, стоит достать виолончель и сыграть что-нибудь из Вивальди. Это поможет отвлечься от бесконечной вереницы повторяющихся воспоминаний.

Она сворачивает за угол и… замирает на месте как вкопанная.

Возле двери в их комнату сидит Ксавье, прислонившись к стене и уставившись куда-то в пустоту прямо перед собой. Его руки сжимают бутылку пива.

Первым желанием становится развернуться и уйти — она ходит очень тихо, он не заметит. Но Аддамс мгновенно отметает глупую идею. Слоняться ночью по школе может оказаться весьма чревато.

— Что ты тут делаешь? — скрестив руки на груди, она подходит на несколько шагов ближе.

Ксавье вздрагивает и оборачивается к ней. Он не торопится с ответом — медленно поднимается, неловко держась за стену, и по его рваным движениям Уэнсдэй понимает, что не только она сегодня позволила себе переборщить с алкоголем. Вокруг царит полумрак, едва разбавленный тусклым светом луны, проникающим сквозь небольшое узкое окно в конце коридора. Но даже в таком скудном освещении отчетливо видно, какая болезненная горечь искажает его черты.

— Уходи, — Аддамс тщетно пытается придать своему голосу обычную стальную интонацию. Но это звучит слишком тихо. Почти как просьба. Кажется, этот кошмар никогда не закончится. Кажется, она вляпалась в трясину и с каждым шагом увязает все глубже.

— Почему ты такая сука, Аддамс? — зло выплевывает Ксавье, впившись в нее тяжелым потухшим взглядом.

— Полагаю, это вопрос риторический, — Уэнсдэй слегка приподнимает бровь, продолжая благоразумно сохранять дистанцию. Она слишком опасается странной реакции тела на его близость. Лучше минимизировать риск.

— Ага. Риторический. Именно так, — он горько усмехается, потирая переносицу.

— Ты пьян. Уходи, — повторяет Аддамс, убеждая скорее саму себя. Алкоголь бушует в крови, пытаясь подавить голос разума.

— Да кто бы говорил, — словно в подтверждение ее слов, Ксавье делает большой глоток и ставит на каменный пол изрядно опустевшую бутылку. Проходит еще несколько секунд тягостного молчания, прежде чем он тяжело вздыхает и шепотом продолжает. — Знаешь, я искал тебя… Хотел поговорить, хотел спросить, почему ты так со мной поступаешь. Хотел сказать так много. Но вот ты здесь, а мне никак не подобрать слов… Ведь тебе в любом случае