— Понятно… Фонари есть?

— Есть, — кивнул военрук. — Иначе я бы не повел нас по этому маршруту… Пойдемте уже, товарищи. Солнце высоко.

Идти пришлось еще около километра. Теперь повсюду встречали кучи щебня, сверкающего на солнце чешуйками слюды. Пацаны поначалу бросались к ним, словно это были груды самородков, но вскоре им это надоело. Я понял, что этот щебень и есть отвалы выбранной в горе породы. Попадались нам черные дыры, выкопанные прямо в склоне холма, а вскоре открылась и сама главная штольня, черный глаз входа в которую темнел посреди скалистого гребня, пересекающего холмистую местность, словно хребет дракона.

Григорий Емельянович опять велел школярам построиться, а после в буквальном смысле брал каждого пацаненка и девчонку за руку и разводил по группам. Надо отдать ему должное, он хорошо знал, кто и что собой представляет. Поэтому в первую, ведущую группу включил самых отчаянных. В нее вошла и четверка неформальных лидеров моего, восьмого «Г» класса, и как ни странно — две девчонки. Остальные вошли во вторую группу, которая должна была следовать в середине.

Пацаны, которые не попали в авангард, оказались в арьергарде и были, соответственно, отданы под мое начало. Выстроив таким образом отряд, военрук с моей и Симочкиной помощью, провел обвязку. В итоге вся команда оказалась «скована одной цепью». Эта процедура вызвала волну шуточек, разной степени остроумности. Убедившись, что, как выразился остряк Доронин, повязаны все, Петров передал нам с Серафимой Терентьевной по цепочке большие электрические фонари и объявил:

— Следуем по цепочке, вправо-влево не отклоняемся. Если я скажу — стоп, все останавливаются. Если кто-то начнет паниковать, разворачиваемся и топаем назад. Все, пошли!

И мы двинулись к штольне. Григорий Емельянович зажег фонарь и луч его скользнул в в ее черное чрево. Веревка натянулась, но потом ослабла. Видимо, у кого-то из школяров не сразу хватило духу шагнуть под низкий каменный свод. Мне пришлось нагнуться при входе и не разгибаться все время, пока мы были в старой выработке. К счастью, пол оказался довольно ровным — я подсвечивал его фонарем, чтобы моя группа могла видеть, куда ступает. Я заметил две параллельные ржавые полоски — видимо это были рельсы, по которым когда-то выкатывали из выработки вагонетки.

Время от времени Петров командовал — стоп! — и все более менее быстро останавливались. Скользя лучом по стенам, он рассказывал о том, как работали здесь, не покладая рук изможденные, оборванные, голодные каторжники. На стенах и впрямь виднелись следы от кирок, но девочек больше заинтересовали, похожие на бабочек насекомые, что висели, сложив бледные крылья, на потолке. В общем, экскурсия шла своим чередом. Заминка была только одна.

Когда мы проходили мимо вагонетки, что была сброшена с рельсов и валялась у правой стены штольни, веревка вдруг натянулась, потом дернулась несколько раз. Завизжали девчонки. Заматерились пацаны. Когда панику удалось прекратить, военрук сказал:

— Как я предупреждал, разворачиваемся и идем назад.

Синхронного разворота не получилось. И только после бестолковой суеты, хихиканья, возмущенных воплей и тычков, отряд развернулся и начал выбираться из штольни. Наконец, мы оказались на свежем воздухе. Казалось, что можно уже вздохнуть свободно, но вдруг одна из активисток крикнула:

— А Маша где?

Все заоглядывались, спрашивая друг у друга:

— Ты Машку Киселеву не видел?

— И Доронина нету! — вдруг сказал Абрикосов. — Зимина и Кривцова. Они отвязались…

— ЧэПэ! — ахнула Серафима Терентьевна.

— Построились! — скомандовал я, опередив Григория Емельяновича, который только набирал воздуха в грудь.

Перепуганные школяры подчинились сразу. У Симочки оказался список. Провели перекличку. Увы, четверо действительно отсутствовали. Три мальчика и одна девочка. Трое взрослых, которые лично отвечали за жизнь и здоровье детей, провели краткое совещание. Решили, что мы с Петровым берем оставшуюся воду, продукты, которые не надо готовить, фонарики и веревку, и возвращаемся в штольню, искать пропавших. А старшая пионервожатая ведет остальную группу к железнодорожному разъезду, который находится в пяти километрах от бывшей шахты и вызывает помощь.

Мы дождались покуда Серафима Терентьевна уведет школяров подальше, разложили по рюкзакам все, что взяли у остальных и вернулись в штольню.

— Там есть два боковых штрека, — сказал мне Григорий Емельянович. — Обследовать их по очереди слишком долго, так что придется разделиться. Ты как, не сдрейфишь?

В другой ситуации за такой вопрос я бы запросто смазал по физии, но сейчас было не до выяснения, кто из нас круче. На кону стояли жизни четырех детишек и, что греха таить, наша с Петровым свобода. Поэтому я только спросил:

— Что будем делать с веревкой? Резать пополам.

Военрук покачал головой.

— Нет, с обвязкой пойдешь ты, — сказал он. — Я уже бывал здесь. Ты — нет… Помни, что нельзя кричать и обязательно смотри под ноги.

— Я понял.

Он помог мне с обвязкой, привязал ее конец к злополучной вагонетке, возле которой сорванцы обоего пола умудрились соскочить с «цепи» и сунул моток мне.

— Если найдешь ребят, ждите меня снаружи, — сказал Григорий Емельянович и скрылся в левом штреке.

От авторов:

Друзья! Сегодня стартовал четвертый том нашей с Валерой Гуровым соавторской серии «БОЕЦ» про лихие девяностые!

Главный герой попаданец из нашего времени становится участником зарождающихся в те времена боев без правил. На него многие точат зуб, и герою приходится примкнуть к одной из преступных группировок Ростова. Вот ссылка на серию: https://author.today/work/series/29350

Глава 3

Боковой штрек оказался гораздо уже и ниже. По сути в нем можно было пробираться только на четвереньках. Вот какого черта эта пацанва сюда полезла, да еще и в компании девчонки⁈ Золото искать?.. Блин, наслушались баек.

Самое паршивое, что передвигаться на четвереньках и одновременно освещать себе путь большим фонарем — то еще удовольствие. Пришлось выбрать такой способ. Я освещал ближайший отрезок пути, потом выключал фонарик и полз вслепую. Одновременно я прислушивался, надеясь услышать голоса подопечных.

Тишина, если не считать моего собственного дыхания. Может они не здесь, а в другом штреке? В том, куда полез военрук? Идея казалась так себе… Пока я тут ползаю, они там на свежем воздухе сидят, перекусывают. Я бы сейчас тоже не отказался перекусить, полдня уже прошло после завтрака. Однако я не дал воли воображению и не позволил желудочному соку ударить в голову. Штрек не может быть бесконечным, когда он закончится, с чистой совестью выберусь обратно.

О том как долго мне придется ползти я понятия не имел. Конечно, это было чистым безумием самим отправляться на поиски. Разумнее было бы сидеть месте и ждать спасателей, но стыдно двум здоровенным мужикам, более того — учителям, трусливо дожидаться, покуда прибудут специально обученные и экипированные люди. Да и были ли они в это время? Подозреваю, что нет. МЧС еще не народился. Хорошо, что ни у меня, ни у Шурика нет клаустрофобии. Хорошо бы я сейчас себя чувствовал в этом каменном мешке, да еще периодически оставаясь в темноте. Впрочем, с клаустрофобией я бы сюда не полез.

Время от времени мне мерещились голоса. Приходилось останавливаться, прислушиваясь, но как только я замирал на месте, эхо, порождавшее слуховые галлюцинации быстро затихало. Так я и полз в ритме — свет, тьма, шорохи, тишина. Я обратил внимание, что несмотря на узость подземного хода, воздух в нем был довольно свежим. На своем вспотевшем лице я время от времени ощущал дуновение ветерка. Это хорошо. Даже по моим, весьма небогатым сведениям, в шахтах нередко скапливаются смертельно опасные газы, которые могут еще и взрываться.

Не хватало еще сгинуть в цвете лет. Третьего шанса может и не представиться. Одна надежда, что высшие силы, переместившие мою грешную душу в молодое горячее тело сделали это вовсе не для того, чтобы оно осталось гнить в этом каменном узилище. Так. Хватит о мрачном. Вперед. Никаких рассуждений. Тем более, что штрек вдруг расширился. Не веря своим ощущениям, я пошарил лучом фонаря по стенам и потолку, а потом осторожно попытался встать. Так и есть! Узилище стало гораздо просторнее.

Теперь можно было не ползти, а идти, правда — на полусогнутых, но все же лучше, чем на карачках. Дело пошло веселее. Теперь я мог не выключать фонарик, за что и был вознагражден. Луч высветил на полу какую-то тряпочку. Подняв ее, я увидел, что