Его, должно быть, разбудил шум приближающейся лодки. Ролингс с раздражением смотрел, как мужчина, поставив лодку на якорь, перебрался на берег.

Сегодня Рауль был в шортах и белой майке. Мария торопливо проговорила:

— Это англичанин, папа. Я… я забыла рассказать тебе. Когда я ездила в Плайя, ко мне пристал какой-то забулдыга, а этот человек, Рауль Дисарт, отшил его.

Отец быстро взглянул на нее:

— Он спрашивал, где ты живешь, или ты сама сказала ему?

— Нет, но, возможно, Хулио ему рассказал. Я попросила мальчика присмотреть за лодкой, а мистер Дисарт любезно помог мне поднести покупки к лодке. Он очень воспитанный человек, папа.

— Некоторые негодяи тоже отличаются прекрасным воспитанием. Он что, здесь в отпуске? — мрачно спросил отец.

Зная, что, если сказать правду, отец пошлет Рауля куда подальше, Мария пробормотала:

— Не знаю. Мы недолго разговаривали.

Краска стыда из-за того, что ей пришлось солгать, залила ее лицо. Но, к счастью, отец пристально смотрел на приближающегося незнакомца и совсем не обращал на Марию внимания.

— Хм, держится уверенно, не как какой-нибудь задрыга, — пробурчал он.

— Доброе утро, мистер Ролингс, моя фамилия Дисарт, — сказал Рауль приветливо, ступив под навес их домика. — Мне говорили, что вы художник, сэр. Прошу простить меня за непрошенное вторжение, но я хотел бы купить картины, которые вы, возможно, хотели бы продать. — Говоря все это, он даже не взглянул на Марию, словно девушки и вовсе не было здесь.

— Кто вам сказал, что я хочу что-то продать?

— Продавец магазина в Плайя, когда я спросил, не знает ли он кого-либо из художников здесь, на побережье.

— Вы торговец?

— Да нет, я коллекционер, всего лишь молчаливый и восторженный почитатель Ороско, Риверы и Сикейроса.

Для отца Марии эти три величайших мексиканских художника были подобны богам. Даже при всем желании польстить Ролингсу, Рауль не мог и мечтать о лучшем, но он даже не подозревал, насколько близко оказался у цели. Как ни странно, голос Ролингса смягчился, хотя ответил он грубовато:

— Конечно, легко восхищаться художниками, чьи имена известны всему миру. Но талант — это такая вещь, которая чаще всего остается невостребованной. Нет, здесь я своих работ не продаю. Они уходят в нью-йоркскую галерею.

— Я понимаю. Что ж, извините за беспокойство. Я бы никогда не приехал сюда, если бы как-то на днях не понадобился вашей дочери. — Когда он взглянул на нее, Мария почувствовала себя десятилетним ребенком, на которого обратили внимание лишь из вежливости, но без всякого интереса. Вновь повернувшись к ее отцу, он заметил: — Время от времени я бываю в Нью-Йорке. В каких галереях выставляются ваши работы, мистер Ролингс?

— Я вам напишу. Мария, принеси бумагу и карандаш, — попросил он дочь.

Идя в дом, Мария краем уха услышала, как Рауль сказал отцу:

— Мне сказали, что вы живете очень просто, без электричества, поэтому я позволил себе привезти вам немного холодного пива и лимонада для вашей дочери. Разрешите, я сейчас все принесу?

Мария затаила дыхание, боясь, что отец, со своим непримиримым отношением ко всему человечеству, может не воспринять этой доброты и отказать в довольно грубой манере. Но, к своему великому облегчению, она услышала:

— Это очень предусмотрительно с вашей стороны, молодой человек. Поскольку я не был в городе на той неделе, я с удовольствием попью пивка.

Рауль отправился за пивом и лимонадом. Мария тем временем принесла ручку и клочок бумаги. Отец поинтересовался, не могут ли они угостить чем-нибудь этого молодого человека. Они рано вставали, и поэтому обедали в полдень, а ужинали, когда солнце только начинало заходить. Иногда, когда наступала полная темнота, они могли почитать при свете газовой горелки, защищаясь от москитов зажженным веревочным жгутом, пропитанным средством для отпугивания насекомых. Жгут медленно тлел, распространяя запах, заставляющий насекомых держаться на почтительном расстоянии, а позднее, когда Мария и отец ложились спать, они закрывали свои гамаки плотной противомоскитной сеткой.

Очень часто по ночам Мария просыпалась из-за отцовского храпа или невнятного бормотания. Нередко он сам не мог уснуть, и через ткань сетки она могла видеть, как он подходил к берегу моря, и его тень на песке казалась фигурой сказочного великана.

— Да, папа, еды достаточно, — сказала Мария и отправилась что-нибудь приготовить, предвкушая, как будет запивать пищу холодным лимонадом.

Сочтет ли Рауль их неприхотливую пищу съедобной и достаточно вкусной? Даже если и нет, он никогда не покажет виду. Но она не была уверена, что отец сможет сдержать свой гнев, если узнает, что в действительности привело Рауля в Мексику. Как бы избежать этого момента? Что может сделать она?

Ничего путного не приходило ей в голову. Было совершенно ясно, что, как только отец докопается до сути проблемы, все его столь редкое дружелюбие рассеется как дым. И даже тот факт, что Рауль — их гость, не сможет предотвратить отцовского гнева, который обрушивается на любого, кто ради собственной наживы покушается на жизнь побережья.

Однако интуиция подсказывала ей, что Рауль не из тех людей, которые молча снесут потоки брани, которые ее отец способен был выплеснуть в припадке ярости.

Когда она возвратилась из-под навеса, служившего импровизированной кухней, то застала довольно мирную картину: отец, лежа в своем гамаке, потягивал пиво, а Рауль оккупировал ее гамак. Он поднялся, уступая ей место, но отец сказал, что беспокоиться нечего, так как в доме найдется еще один гамак, и Мария с ним прекрасно справится. Он показал на закрепленные на балках железные кольца, за которые подвешивались гамаки. Обычно место для них выбиралось по желанию: либо в тени, либо на солнце. Мария подвесила свой гамак недалеко от мужчин и могла слышать, о чем велась беседа.

Когда бы ни зашла речь о ее матери, Изеле, отец всегда с восторгом говорил о добродетелях, которыми была наделена эта необыкновенная женщина. Скромная и чистая, она не шла ни в какое сравнение с современными размалеванными девицами, потерявшими, по его мнению, стыд и совесть. Он воспитывал Марию именно в старых традициях, согласно которым, женщина должна была знать свое место в доме, в то время как мужчины, на его взгляд, обсуждали серьезные проблемы, и принимали важные решения.

Когда Мария была еще маленькой, она разделяла его взгляды, но позднее, по мере взросления, мятежный дух, дремлющий в каждом подростке, начал смущать ее. И сейчас, в ожидании, когда отец пригласит гостя к столу, она удивленно заметила, как единодушно они не обращают на нее внимания. Ну да, конечно, Рауль встал, чтобы уступить ей место, когда она подошла, но это была чисто автоматическая реакция, и, уж конечно, этот его жест вовсе не предполагал ее участия в их разговоре.

— Двадцать лет назад, когда я приехал сюда, здесь был рай. Даже после того, как здесь побывал Жак Кусто, снимавший фильм про Паланкарский риф, — Ролингс протянул руку в сторону застроенного побережья, — еще очень долго туризм не поднимал свою поганую голову. А теперь — это вопрос времени, как быстро можно будет осквернить эти края.