— Это недалеко от города Арль, дом моего прапрадеда теперь принадлежит мне.

— Арль? — Я вскинула взгляд на календарь, и Люк тоже посмотрел в его сторону.

— Рядом с моим домом огромные поля подсолнухов. — Он кивнул на картинку. — Край Ван Гога. Летом там такие же яркие краски.

— Наверное, он был очарован этими цветами. Они написаны с большой страстью, хоть уже начали увядать…

Зачем я это сказала? Я никогда не делилась своими чувствами на приеме. Возможно, это случилось из-за его теплого голоса и взгляда, которым он смотрел на меня. Мне показалось, что его открытость требует того же самого в ответ. Моя бдительность ослабла, но он, похоже, ничего не заметил.

— Он выбрал их именно из-за зрелости. Такие самые красивые. — Люк перевел взгляд на меня, его глаза были глубокими, как омуты. — Их оттенки тоньше, лепестки нежнее, семена спелы.

Его слова звучали чувственно, и мне почему-то показалось, что они относятся лично ко мне. Безумие, конечно, он ведь описывал цветы, а не женщин. Я взяла себя в руки и взглянула на часы. Прошло уже сорок пять минут. Кэрол, наверное, уже была в ярости.

— Можете рассказать, что вызвало данный приступ?

— Мне не хватало времени на то, что помогает оставаться в здравом уме. Например, на рисование, — медленно начал он. — Работа поглотила меня с головой. Я чувствовал себя подавленно в течение нескольких месяцев, но не обращал на это внимания, уж слишком был занят. Я приехал в Солсбери, чтобы встретиться со строителями, и тут мне стало хуже, чем когда-либо. Я решил вернуться домой, но заблудился. Опомнился на трассе, ведущей в Стоунхендж, и увидел тот дуб. Я остановился, чтобы позвонить в полицию, и вдруг стайка птиц взлетела с поля неподалеку. Они сверкали в лучах заходящего солнца. Бог весть, как они правильно называются. Наверное, вы их видели. Такие маленькие коричневые птички, которые водятся в сельской местности и кормятся на сжатых полях.

Я представила голые деревья на фоне заката так ясно, как если бы была там вместе с ним, слышала трепет крыльев тех птиц и вдыхала запах влажной земли и прелой соломы. Я придвинулась ближе, чтобы не упустить ни слова.

— Я вышел из машины и смотрел на птиц, пока те не скрылись в деревьях. Было слышно, что они устраиваются на ночлег. Они меня спасли. Не знаю, сколько времени прошло, но я понял, что мне необходимо с кем-то поговорить, снова сел за руль и вернулся.

Он быстро провел ладонью по лицу, как будто что-то смахнув.

— Я увидел вывеску медицинского центра, припарковался рядом, вошел и зарегистрировался. Меня провели в ваш кабинет, и я сразу же почувствовал себя в безопасности.

— Я рада, что судьба привела вас ко мне.

Эта фраза прозвучала чересчур интимно, будто я всю жизнь только его и ждала. Я откинулась на спинку стула. Это был просто пациент, и требовался план лечения. В карточке не было сведений о том, что ранее у него наблюдались суицидальные мысли или попытки самоубийства, но он сам заполнял анкету и мог не упомянуть о таких важных вещах.

— Если пациенты склонны к суициду, я обычно предлагаю немедленно проконсультироваться у психиатра.

Сейчас я делала то, что была обязана. И настояла бы на этом в случае с Лиамом, если бы только знала.

— Тот порыв уже прошел, правда. Я больше не хочу себя убить.

— И тем не менее я должна убедиться, что вы в безопасности.

— Я пришел сюда, чтобы выговориться.

Теперь я видела в его глазах оттенки зеленого, а не только карего цвета — от зрачка к краю темно-коричневой радужки расходились темно-зеленые линии.

— Вы меня выслушали, и это все изменило. — Он помолчал и продолжил: — Кроме того, мне пора возвращаться домой. Я не совершу самоубийства. Я вам обещаю.

Он превращал происшедшее с ним в личное, в некий уговор между нами.

— В таком случае завтра вас должен осмотреть ваш лечащий врач. Я напишу ему по электронной почте. А пока, возможно, стоит возобновить прием лекарства. — Я взглянула в карточку, там не было указано название препарата. — Что вы принимали?

— Бог его знает. — Он наморщил лоб. — Когда я в таком состоянии, я все забываю.

— В подобных случаях обычно назначают ингибиторы обратного захвата серотонина. Циталопрам, например…

— Циталопрам! — Он просветлел лицом. — Звучит знакомо.

— Прежде чем эти таблетки начнут помогать, вам может казаться, что они ухудшают состояние; также может наблюдаться ряд побочных эффектов…

Я оттарабанила инструкцию, уделив особое внимание противопоказаниям. Делать это необходимо, больные легко забывают о симптомах, говорящих о том, что нужно прекратить прием препарата, если мысли о самоубийстве одолевают сильнее или, напротив, приближается маниакальная стадия. Я упомянула, как важны своевременные консультации у специалистов, физические упражнения и здоровый сон, еще раз посоветовала посетить своего врача и распечатала назначения.

— Если почувствуете, что вам необходимо с кем-то поговорить, вот мой номер. — Я написала его и отдала вместе с рецептом.

Если бы это увидел Роджер, он покачал бы головой и напомнил, что нельзя разглашать свои личные данные, что я нарушаю границы дозволенного. Я бы ответила, что дала свой номер на всякий пожарный. Но правда была в том, что после истории с Лиамом я хотела исключить любой риск.

Люк сунул листки бумаги в карман, глядя мне в глаза и словно гадая, почему так поздно вечером в четверг я до сих пор здесь, а не дома с мужем, который, вероятно, уже меня заждался. Когда он поднялся, я тоже встала. Он оказался выше, чем я предполагала, но тут же сообразила, что забыла надеть туфли.

— Уверен, люди часто вас благодарят, но я делаю это действительно от всего сердца; вы были… — Он помолчал, будто подыскивая подходящее слово, и посмотрел на меня с высоты своего роста. — …очаровательны.

Его слова прозвучали скорее непосредственно, чем неуместно, хотя я не сделала ничего особенного — просто дала ему выговориться. Он пребывал в том отвязном состоянии, в котором человек готов высказать все, что приходит на ум, и как раз в тот момент я, Рэйчел Гудчайлд, женщина-врач, имевшая взрослую дочь и двадцать пять лет брака за плечами, показалась ему очаровательной. Да я и сама сейчас ощущала себя такой.

Люк сжал мою ладонь в своих ладонях, и по всему моему телу разлилось тепло. Потом он улыбнулся, его глаза ярко засияли, отчего он сразу стал выглядеть гораздо моложе. Это превращение казалось волшебным.

— Спасибо вам. — Он выдержал паузу. — За все.

Когда он ушел, я посмотрела на часы. Прошел час. Целый час. Обычно я старалась не превышать время приема, хотя немало пациентов не отказались бы поговорить с врачом подольше. Наверное, я поступила несправедливо, уделив так много времени лишь одному из них, но этот случай был единственным и вполне удачным исключением, вот и все. Я пообещала себе, что больше такого не повторится.