Когда мы подошли к кустам, Пеппер начал скулить. Я отпустила его с поводка, чтобы дать покопаться в листьях, и пошла вперед, погруженная в воспоминания о былых годах, о компромиссах и ошибках, о любви и усталости. Я не задумывалась в ту пору о том, что что-то упускаю. Это было нечто другое — какая-то иная грань жизни, которая ускользала от меня в повседневной рутине. Я была слишком уставшей, слишком занятой.

Гравий похрустывал под ногами, и вдруг я услышала позади такой же тихий хруст — будто эхом отдавались мои шаги. Я не сильно встревожилась — не больше, чем в случае с машиной. Было еще не так поздно, и поблизости находились люди. Они возвращались через Подворье домой после вечерней молитвы. Я не испугалась. Мне просто стало не по себе, вот и все.

— Пеппер, иди сюда, глупый пес! Живо!

Раздался громкий шорох, заросли зашевелились, Пеппер выскочил из кустов и подбежал ко мне, виляя хвостом. Ветки позади него снова стали неподвижными. Я огляделась. За спиной никого не было, в поле зрения тоже. Шаги оказались воображаемыми. Я все выдумала; мой разум сыграл со мною злую шутку. Я взяла Пеппера на поводок и поспешила к выходу с территории собора; пес бежал рядом со мной. Больше я не оглядывалась.

Дровяная печь, похоже, погасла, в доме было прохладно. Витая ваза Лиззи смотрелась вспышкой цвета на столе, ярким пятном на сером фоне. Вошел Нейтан, держа в руках тетрадь и на ходу исправляя в ней что-то красной ручкой — воскресными вечерами он обычно проверял домашние работы. Муж включил чайник.

— Что-то ты запыхалась, — заметил он, взглянув на меня поверх своих очков-полумесяцев.

— Последние ярды я пробежала. Мне послышались чьи-то шаги позади.

— Ты видела, кто это был?

— Никого там не было, мне почудилось.

Я не призналась, что не перестала слышать те шаги и ощущать угрозу, которая их сопровождала. Нейтан налил чай и протянул мне кружку.

— Обычное дело, когда устанешь под конец дня.

«Он просто добр ко мне, не выискивай в его словах снисходительность», — сказала я себе.

— У тебя щеки порозовели! — продолжал муж, одобрительно улыбаясь. — Выглядишь на десяток лет моложе!

Я обхватила кружку ледяными руками. Я не мечтала помолодеть. Я думала, что зрелость станет началом чего-то нового. Я надеялась, что буду отличаться от женщин, приходивших ко мне в клинику. Я ожидала, что почувствую освобождение, но вместо этого стала пугливой. Бывший парень Лиззи сказал бы, что шаги за спиной символизируют догоняющее меня прошлое, дела, которые я не сделала или хотела бы сделать лучше, альтернативные варианты поступков, которые я могла бы совершить.

Аромат нарциссов наполнял кухню. Я дотронулась до бледного лепестка.

— Лиззи любила тебе помогать, когда ты высаживал луковицы.

— Она это переросла. Думаю, она уже сто лет не прикасалась к лопате. — Нейтан набрал охапку дров из стопки у комода. — Я разожгу огонь, ты дрожишь.

— Спасибо, — улыбнулась я ему.

Он взял спички и, насвистывая, вышел за дверь.

Разве можно перерасти то, что любил когда-то в юности? Ты просто зарываешь его поглубже, как Нейтан свои луковицы, и оно ждет там, в темноте, возвращения теплых дней. Когда-то я любила путешествия, радовалась, открывая для себя новые места. Я любила рисовать, мои старые альбомы для эскизов лежали в нижнем ящике моего стола. Я не переросла все это, я просто похоронила его, у меня больше не было времени.

Позже, когда я уже дремала в постели, Нейтан пробормотал:

— Я отметил в календаре дату. Нас пригласили на новоселье в каких-то числах апреля.

— На какое новоселье?

«Что вылетело у меня из головы на этот раз?»

— Новые жильцы въезжают в Норт-Кэнонри; приглашение лежало утром на коврике у двери. Белая карточка из плотной бумаги. Я думал, ты видела.

Вот почему горел свет в тех окнах сегодня вечером — новые обитатели, должно быть, уже заселились.

— И что там было?

— Какая-то двойная фамилия, Офелия Форбс… что-то там… почтет за честь видеть вас… В таком духе. Канапе и шампанское.

Офелия. Бледное тело и запрокинутая голова. Офелия с картины Милле с раскинутыми в стороны руками и открытым ртом, в мокрой одежде, с цветами в волосах. Утопленница. Ее лицо проникло в мой сон, превращаясь в бледное лицо Лиззи, наполовину скрытое водой. Глаза дочери смотрели на меня все еще яростно. Я проснулась в ужасе, хватая ртом воздух, но мерное дыхание Нейтана меня успокоило. Я положила руку на его спину. Страсть не имеет значения; солидарность, поддержка — вот что главное в долгом браке. И верность.

— Мне повезло, — прошептала я. — Я счастливица.

Апрель 2017 года

Раскинутые руки и цветы оказались вещими. Офелия стояла в широко распахнутых дубовых дверях, приветствуя гостей. Большой холл позади нее был залит светом, вдоль стены красовались белые цветы. Тепло и разговоры разливались в воздухе благоухающей волной; Нейтан вскинул лицо, будто впитывая этот аромат.

— Добро пожаловать в наш дом!

Она не назвала себя, считая само собой разумеющимся, что мы сами поймем, кто здесь хозяйка, и мы, конечно, поняли. Она быстро скользнула глазами по нашим лицам и постаралась расположить нас к себе. Ее красота была холодной и отточенной, как у кинозвезды пятидесятых, вроде Грейс Келли или Типпи Хедрен — старомодный гламур в духе Хичкока. Ее свободно уложенные светлые волосы были унизаны цветами, что выглядело бы смешно на мне, но на ней смотрелось потрясающе. Она была одета в платье-футляр из сливового бархата, искрящегося золотыми переливами; в своем коричневом одеянии я почувствовала себя воробьем рядом с райской птицей.

Нейтан уговорил Лиззи тоже прийти; она написала, что задержится, и присоединилась к нам уже у входа. На ней были джинсы и черный свитер, на шее висели металлические цепочки; в сочетании с алой помадой и косой челкой это выглядело эффектно. Враждебность в ее взгляде была заметна только мне.

— Рэйчел и Нейтан Гудчайлд и наша дочь Лиззи, — представился Нейтан, пожимая протянутую Офелией руку; его серо-голубые глаза блестели, как галька, только что омытая морской волной. — Мы живем сразу за Северными воротами на Де Вокс Плейс.

— Ах, в этом милом маленьком ряду домов? Вам очень повезло!

Определив наше место, по крайней мере в географическом смысле, она поцеловала Нейтана, а затем меня. Я уловила аромат фрезий.

Лиззи отступила на шаг.

— Я живу на Миллфорд-Хилл, на другом конце города, — сказала она. — Отдельно от родителей.

— Мы разослали приглашения всем, кому смогли, — улыбнулась Офелия, скользнув по Лиззи взглядом. — Это меньшее, что мы могли сделать после стольких месяцев ремонта и строительных лесов. Вы, наверное, нас ненавидели!