Джей любил золото, как его любит золотоискатель, а к детям относился равнодушно, лишь бы под ногами не болтались. Но пока Марта была жива, он никогда не поднимал руку на приемного братца, хрупкому сложению которого порой завидовали девочки, выросшие в степях крупными и крепкими, подобно их матерям и отцам.

Возвращаясь к дому по Небраска стрит, Коди заглянул в почтовое отделение. Это здание было одним из последних, в которых теплилась жизнь. На его стенах висели свежие объявления, и по вечерам всегда включалось освещение. Внутри его никто не встретил, только отдаленные призрачные голоса и шепот, но они сразу умолкли от бряканья дверного колокольчика. Дело в том, что многие работы по городу выполнял малыш Коди, являясь продавцом, почтовым работником, пожарным и уборщиком. Нравилось ли ему это? Он не задавался подобным вопросом, механически выполняя день за днем рутинные задания, которые сам себе выписал на доску в своей комнате. Благодаря его заботам город имел приличный вид, к ним заезжали с большой трассы в паб, и они с Джеем не голодали.

Здесь же, на большой карте штатов Америки, он отмечал флажками города, куда направлялись проезжие гости их паба. Нитки, натянутые на флажки, были одинакового красного цвета, и некоторые простирались очень далеко, в отличие от малыша Коди, который никогда не покидал границ города, являясь его символом, талисманом и заложником.

Здание почты было обновлено в начале 2000-х и имело модные в то время большие окна, сайдинг цвета кофе стал почти белым от солнца. Хлопнула тяжелая дверь, но ломкий силуэт Коди был отлично виден сквозь стекла. Вот он прошел вглубь помещения и пропал, видимо, лег на дощатый пол. Окна снова стали пустыми и безжизненно таращились на пыльную солнечную улицу.

Коди переводил дух после забега, без всякого стеснения развалившись на месте, где раньше посетители переминались с ноги на ногу, ожидая почтового перевода или телеграммы. В деревянном полу с прошествием времени образовалась выемка, куда он теперь клал голову. К его бледному лбу прилипли несколько прядок изменчивого светло-русого оттенка, скрутившись от пота у висков колечками.

После короткого отдыха, сверившись с часами на стене и воровато обернувшись через плечо, он задернул желтоватые от времени шторы – окно стало еще больше похоже на слепое бельмо, и прошел куда-то в дальний угол.

Опустившись на колени, словно в молитве, Коди подключил допотопный плеер через перемотанный изолентой шнур к розетке, и на экранчике зажглись голубоватые буквы “Привет, крутан”. Это была ключевая фраза, привыкнув к которой, он уже ожидал контакта с чем-то невидимым, но очень реально ощущаемым прямо здесь, кто-то здоровался с ним, в этот момент он был “крутаном”.

Он снова лег на дощатый прохладный пол, узкая темная комната освещалась лишь призрачно-голубым, неземным светом плеера. Он вставил в уши маленькие наушники-вкладыши и, глубоко вдохнув пыльный воздух, закрыл глаза.

Вначале он сопротивлялся незнакомой музыке, отвергая ее, но сейчас, только лишь услышав первые аккорды этой неуловимо далекой и в то же время знакомой мелодии – он не мог остановиться, какие-то глубокие чувства просыпались в нем.

Первым делом всегда звучала короткая полифоническая заставка. А дальше в плеере начинала проигрываться песня, потом следующая и следующая, из скромного по размерам плейлиста – всего 20 треков, а больше и не влезло бы на этот крошечный дешевый плеер, который он, по счастливой случайности, нашел на обочине дороги.

“На закате скучного августовского вечера около полугода назад”, – шептал Коди, благословляя находку, целуя и прижимая к груди. Он не знал исполнителей, смысл многих текстов и переживаний авторов оставались для него загадками, но это было намного лучше и приятнее, чем бесконечные кантри-песенки Джея в стиле “Спасибо, боже, что я кантри-парень”. Хуже только “Персонал Джисус”, поставленный на повтор для дяди Бо. Хотя Коди очень нравится “Дом восходящего солнца”.

Джей любил только кантри, и разрешал Коди слушать музыку только в его отсутствие, что случалось очень редко. Когда Джей не был в пабе, то был дома – они жили наверху, и места хватало всем, разве что музыке не нашлось местечка. Думая об этом, Коди всегда горестно хмыкал.

Дядя Бо, брат тети Марты, как-то уменьшился в последние годы, и даже любимые композиции не могли заставить его, как прежде, пуститься в озорной пляс, отстукивая подошвами так, что дрожали стекла в доме.

Музыка, которую Коди слушал сейчас, отличалась от всего, что он привык слышать. Он жил в глухой сельской местности, его нетрудно было удивить, но он чувствовал, что эта музыка – особенная… Мелодия была томная и отстраненная, и вселяла в него такое приятное беспокойство, что он не слушал одну песню дважды, боясь, что чувства переполнят его, как реку во время половодья.

На плеере было нарисовано разбитое сердечко и, как он предположил, у бывшего хозяина было то же самое с его сердцем, когда он составлял этот плейлист. Но почему выбросил? И почему его сердце было разбито?

Он представлял сердца вроде хрустальных статуэток, подобных тем, которые тетя Марта любила собирать, храня на каминной полке. С ними нужно было обращаться бережно. Коди не мог отделаться от образа, как он под музыку из плеера роняет эти хрустальные сердца, и они разбиваются, тоненько и жалобно звеня, образуя на полу вокруг его потертых ботинок осколки радужного цвета. Сердце же Коди стояло на полке, недосягаемое даже для него самого.

Музыка могла заставить его почувствовать нечто уникальное, разительно отличающееся от спектра его привычных эмоций, что топтались на одном месте, словно лошадь, привязанная к столбу.

Ему пришлось разобраться, вертя в руках диковинный предмет, как он работает. Когда он нажал на кнопку и плеер включился, он так испугался, что бросил его. Видимо, тогда он и перестал работать от батареи. Плеер лежал в траве, маня и пугая.

Ради дальнейшего исследования Коди пришлось перерыть не один дом, чтобы найти подходящий адаптер – он уже видел подобный у Джея, знал примерно, как это работает, но не мог рассказать ему о находке, опасаясь, что тот заберет это чудесное изобретение.

Две томительных недели он выходил на ежедневную пробежку-осмотр города, но, как только родной дом оставался за поворотом, нырял в тень и рыскал в домах. Чувство для него было ново, и он наслаждался ощущением свободы и тайной миссии. Среди оставленных вещей должен был найтись нужный адаптер. Когда, не помня в который по счету раз, он перебирал одежду и безделушки, а случилось это в доме Мэйси, он ощутил в груде тряпья