необычный двулезвийный топор. Мне потом сказали, что зовется он «лабрис». Еще один символ Крита.

Топор оказался церемониальным. Минос почти сразу передал его стражнику, и тот заботливо и осторожно, точно малое дитя, отнес топор на специальную стойку перед помостом. Стражник поклонился Миносу, и царь в ответ милостиво качнул головой. Не сдержавшись, я покосилась на Тесея и увидела в его глазах тоску. Возможно, царя-отца он представлял себе именно таким, а не трясущимся – если позволите сказать – пьяницей, который отправлял лучших девушек и юношей Афин на смерть, бросая на прощание «удачи». Минос занял на возвышении центральное место. В установившейся тишине все ждали, когда он заговорит. Царь улыбнулся и распахнул руки.

– Добро пожаловать, юные афиняне! Вы проделали долгий путь, чтобы предстать перед нами, и я благодарю вас за это.

Минос умолк, посмотрел на дочерей. Младшая зачарованно внимала каждому его слову, старшая же явно не слушала. Ее взгляд все это время не отрывался от Тесея.

– Должно быть, вы наслышаны о том, чего мы ждем от вас. Позвольте же мне положить конец сплетням и домыслам. Вы должны доказать, что достойны критского двора, и провести ночь в знаменитом лабиринте, построенном гениальным изобретателем Дедалом и названном в честь топора, который видите перед собой. В лабиринте темно и сыро. Говорят, там странное эхо: возможно, это стонут призраки, обитающие в его стенах. Задача не для слабых духом. Справившиеся докажут свою благодетельность и получат критское гражданство.

Вряд ли бы кто-то из нас признался, что издал в этот момент хоть какой-нибудь звук, но ахнули все. Гражданство? Крестьянская девчонка, афинская девушка, я и мечтать не смела о подобном. Предлагаемое в самом деле было даром. Мои родители в кои-то веки оказались правы.

– Что насчет чудовища? – вопросили зычно из нашей толпы: Тесей, это точно он, хотя и не сводит глаз с Ариадны.

– Чудовище, – задумчиво повторил Минос, облизнул губы, на миг показав почти волчий оскал. – Не стану отрицать, в лабиринте есть чудовище. Но если вы умны, то не станете преграждать ему путь.

* * *

После ухода Миноса, за которым последовали царица с дочерями, нас отвели в небольшую комнату с расставленными вдоль стен скамейками. Служанки принесли нам вино, блестящие финики в меду и политый оливковым маслом хлеб. Мы жадно набросились на еду. Лишь Тесей не ел. Он сидел в одиночестве, и на его губах блуждала призрачная улыбка.

Я разглядывала покрывавшие комнату фрески. Изображение на дальней стене я видела впервые: мужчина с головой быка и мускулистым человеческим торсом. Казалось, он вот-вот вырвется из картины. Краска на ней была еще свежей. Рисунок встревожил меня: в легендах боги принимают облик человека, но не в таком виде. Не в настолько порочном. Должно быть, это изображение…

– Чудовище, – словно прочел мои мысли Паллас, молоденький пастух, едва мне знакомый. – Какое оно?

Стражники переглянулись, и непохожий на Титоса сказал:

– Ужасное. От него кровь стынет в жилах.

Мы обменялись взглядами. От его слов ничего не прояснилось.

– Но есть множество разных чудовищ, – снова заговорил Паллас. – Оно подобно гиганту Циклопу, или красавице-сирене, или…

– Уж точно не красавице, – прервал парня другой стражник, его афинский акцент заметно усилился. Он точно один из нас. – Даже не надейтесь на такое.

– Вы видели чудовище? – спросила я. Сглупила, привлекая к себе внимание, ведь Паллас, вероятно, задал бы тот же вопрос.

– Конечно, – чересчур решительно ответил стражник-критянин.

Мы вздохнули с облегчением. Они явно его не видели.

Всеобщий настрой вдруг изменился. Мы больше не были добровольными трибутами. Мы стали мятежниками, борцами, объединенными отважным принцем Тесеем.

– Один из вас должен отнести тарелки, – сказал критский стражник. – Кто пойдет? – Он обвел нас взглядом.

Я не посмела вызваться, но незаметно подалась вперед и, в то время как все отводили взгляды, посмотрела ему прямо в глаза. Сработало!

– Ты, девочка, – махнул он мне рукой.

Я поднялась, стараясь не выдать энтузиазма.

– Отнеси тарелки на кухню, – велел мне критянин.

Я выгнула брови.

– Она понятия не имеет, где кухня, – спокойно заметил стражник-афинянин. – Иди прямо по коридору, у фонтана повернешь направо, затем – опять направо у фрески с быком. Белым быком с серебряными рогами, – поспешно добавил он, опережая мое вопросительное движение бровей. Бык в здешнем дворце изображался на каждой второй фреске. – Дойдешь до кухни, и тебя туда пустят.

Меня загрузили тарелками. Не помешала бы помощь, но мне ее не предложили, да и сама я не хотела идти с компаньоном. Мне как-никак выпала возможность осмотреть дворец.

Я вихляла по коридору, выглядывая из-за горы посуды в поисках фонтана, а потом фрески с быком. Огромный фонтан оказался самым прекрасным рукотворным сооружением, какое я когда-либо видела, капли воды ослепительно сверкали в солнечном свете. Стражник оказался прав: стоило завернуть у фрески с быком, как передо мной возникла служанка и забрала у меня тарелки. Дело сделано.

Следовало вернуться к своим. Путь достаточно прост. А можно сделать вид, что я не знаю дороги назад, и подольше поглазеть на дворец. Теряться я не собиралась. Вместо того чтобы идти назад, я пошла вперед, повернула пару раз направо и наткнулась на очередного быка: вставшего на дыбы. Я повернулась, решив вернуться к своим собратьям-трибутам, и неожиданно уперлась в крепкую мужскую грудь.

Мужчина схватил меня за руку, и я поняла, что легко не отделаюсь. Дура! Как можно было утратить бдительность? Раньше я себе подобного не позволяла. В Афинском дворце-хлеву от мужчин приходится ждать лишь скотского поведения. А тут, во внешне изысканном Кносском дворце, расслабилась, обманулась красотой его фонтанов и расписанных стен. Мужчины везде одинаковы.

Он задрал мою руку над головой и ухмыльнулся. Я открыла рот, чтобы закричать, но не успела.

– Немедленно отпусти ее! – приказал нежный девичий голос.

Мы с мужчиной повернули головы в его направлении, и я не знаю, кто из нас удивился больше. Он выпустил мою руку и неуклюже поклонился девушке, спешащей к нам по галерее с колоннадой.

– Ваше высочество, – произнес мужчина, развернулся на пятках и ушел.

Я прислонилась к стене и посмотрела на свое запястье с ярко-красной отметиной.

– Больно, наверное? Тебе надо показаться лекарю, – посоветовала девушка.

Я подняла на нее взгляд. Это была принцесса. Та, что младше. И некрасивее, зло подумала я.

– Хорошо, ваше высочество, – ответила я и оттолкнулась от стены, чтобы уйти.

Принцесса не двинулась с места, преграждая мне путь.

– Ты знаешь этого мужчину?

– Нет, ваше высочество.

Откуда, ради Зевса и всех олимпийцев, мне его знать?

– Но ты о нем расскажешь кому-нибудь? – властным тоном поинтересовалась она.

– Кому? – я еле сдержала смех. – И что именно?

Мы с принцессой казались ровесницами, но она еще была по-детски наивной.

– Он причинил тебе боль. В Кносском дворце подобное недопустимо!

– Я не знала, ваше высочество. Совсем недавно прибыла сюда из Афин.

Я пыталась говорить ровным голосом, не выдавая душащего меня смеха.

– Тогда знай: мы ждем от наших подданных высоконравственного поведения. Это человек моего отца. Он обязан следить за своими манерами.

– Мне необходимо идти, ваше высочество. Я должна вернуться в комнату с трибутами. – Я рассеянно махнула рукой в нужную сторону.

– Не понимаю, почему ты так спокойно относишься к случившемуся! – воскликнула принцесса. – Он сделал тебе больно. Ты сама этого хотела?

– Нет, ваше высочество. – В моем голосе проскользнули нотки раздражения. Я не была расстроена, поскольку дальше жесткой хватки за руку дело не зашло. А вот предположение о том, что я сама искала мужского внимания, рассердило не на шутку.

– Тогда что ты от меня скрываешь?

Принцесса хмурилась, морща свой прелестный носик персикового цвета. Уверена: придворные находят это обворожительным. Возможно, даже слагают о нем стихи. Но я не они. Я крестьянская девчонка, поэтому сказала то, что думаю:

– Ваше высочество, вероятно, люди вашего отца ведут себя достойно на публике или в обществе женщин, которых считают ровней себе. Но за закрытыми дверями, уверяю вас, они подвержены тем же животным инстинктам, что