Или в доме нет хозяйки, или у той отвратительный вкус.

Моё внимание привлек гобелен на стене. На нём из куцых зелёных кустиков выходила абсолютно голая румяная девица, распутная и шальная. Такую картину уж точно подобало повесить в увеселительном доме, а не там, где бывают почтенные люди.

– Занятная вещица, не правда ли? – оторвал меня от лицезрения непотребства негромкий голос мсьё Годфруа.

Пока я решала, как высказаться подипломатичнее, лекарь меня опередил.

– Многие называют её непристойной. Но лишь до того, как узнают, что гобелен – подарок самого герцога Савойского. Секундой позже гобелен уже именуют занятным. А наш кюре даже усмотрел в нём эдемские мотивы.

– Вы знакомы с герцогом? – изумилась я совершенно искренне.

– О, да. Хороший врач вхож в любые дома, – не без удовольствия заметил мсьё Годфруа. – Тебе, наверное, неизвестно, милая Абели, что Его Высочество вместе с семьёй предпочитает проводить лето здесь, в Перужском замке, нежели в родной Савойе. Говорят, и климат здесь мягче, и места красивее. Так что ты попала сюда в самое удачное время.

«Вряд ли присутствие герцога в городе украсит моё существование, разве только устроят праздник и будут раздавать бесплатные пироги», – подумала я, продолжая любезно улыбаться и понимающе кивать.

Из коридора показалась всё та же неприветливая служанка в сером платье. Мсьё Годфруа подозвал её жестом.

– Женевьева, познакомься, это мадемуазель Абели, моя новая помощница. Покажи ей дом, сад, лечебные покои.

– А мадемуазель будет…

– Жить здесь. В комнате на мансарде.

Лошадиное лицо служанки вытянулось в недоумении, но она быстро взяла себя в руки.

– Как скажете, мсьё.

– Милая Абели, всё, что тебе потребуется, проси у Женевьевы, она поможет. Да, Женевьева?

Та лишь кивнула, доставая связку ключей из кармана передника.

– Благодарю, мсьё Годфруа, – поклонилась я.

– Осваивайся. Утром введу тебя в курс дела.

Мсьё Годфруа раскланялся и скрылся в дверях своего кабинета.

«Замечательный человек, этот лекарь. Неужели мне, наконец, повезло?» – не могла поверить я, следуя за высокой и суровой Женевьевой. У той, кстати, перестал болеть локоть или я перестала это чувствовать. Ах, волшебная иголка! Моё сердце переполнила благодарность к доктору.

– Здесь лечебные покои для господ, – толкнула соседнюю дверь служанка и пропустила меня в просторную комнату с четырьмя массивными кушетками. Между ними стояли одинаковые чёрные ширмы, затянутые расписным шёлком с золотым орнаментом.

Мда, монастырский госпиталь это не напоминало… Неужели богатые горожане не возражают против процедур в компании? Что за странная прихоть!

Женевьева косилась недобро, вовсе не собираясь отвечать на мои улыбки. Ничего, встречались и посварливей! Ей назло я улыбнулась самой милой из имевшихся в моём арсенале улыбок, и мы пошли дальше.

Через арку, заменявшую дверной проём, я успела разглядеть только тяжёлые синие шторы и громадный камин.

– Столовая для господ, – махнула ключами служанка, – на кухню пройти можно тама, под лестницей и прямо, не промахнётесь. А вона выход в сад, гуляйте пока.

Похоже, Женевьева не собиралась провожать меня дальше.

– А вы не подскажете, где моя комната? Я была бы вам очень благодарна.

Служанка фыркнула и повела меня по широкой лестнице вверх. На втором этаже в лицо внезапно ударило холодом, словно Женевьева окатила меня ведром мёрзлой воды, сказав: «Тут покои господина». Я зажмурилась от неожиданности, поперхнулась и закашлялась, непроизвольно обхватив себя руками. Холод был дрожащим, зыбким, почти материальным. Казалось, зачерпни ладошкой и выловишь из воздуха колкое ледяное крошево.

Когда я открыла глаза, служанка смотрела на меня, как на сумасшедшую.

– Не было заботы… – буркнула она и протянула ключик на розовой тесьме. – Ещё этаж вверх, зайдёте в узкий проход и по винтовой лестнице. Там только ваша комната.

– Благодарю, Женевьева, – пробормотала я, пытаясь не дрожать от холода. – Н-надеюсь, мы подружимся.

Ничего не ответив, служанка поторопилась обратно, а я, стиснув в пальцах ключ, что было мочи припустила вверх по ступеням. Словами не передать моё облегчение, когда холод остался позади.

Я не стала сразу искать проход к винтовой лестнице, а уступила своему любопытству и отправилась осматривать третий этаж. Жилые комнаты пропитывало успокаивающее тепло, тут витал приятный, сладковатый запах, какой я привыкла улавливать от малышей Моник.

Пёстрые деревянные кубики валялись в беспорядке на небольшом диване, голова полуодетой тряпичной куклы свесилась с изящного стола. Рядом с ней лежало незаконченное рукоделие. Со спинки высокого стула ниспадала на деревянный пол нежно-лимонная шёлковая шаль. Будто её обронили только что. И куда все исчезли?

Ящики резного комода были задвинуты не плотно и вразнобой, из одного из них ярким пятном выглядывала красная атласная лента. Я потрогала её и опустила обратно в ящик, бесшумно задвинув тот до конца.

Казалось, жившие здесь дети и женщина уехали в спешке, впопыхах. Мне снова стало не по себе. Их что-то заставило? Или кто-то? А вдруг хозяин не так мил, как кажется? У кого бы спросить?

Я дёрнула за ручку дверь из морёного дуба. Заперта. Шумно вздохнув, я вернулась к месту, откуда начала свое исследование, свернула в проход и обнаружила колодец с лесенкой, узкой спиралью убегающей вверх и вниз. Дверца комнатки под самой крышей с лёгким скрипом поддалась, впустив меня в новое жилище.

Кровать, аккуратно накрытая одеялом из бежевой шерсти, старый сундук с трещинками вдоль кованых углов, узкое бюро, покрытое тонким слоем пыли, керамическая кружка на нём с засохшим букетом фиалок, грубый стул и кувшин в глубокой миске, всё застыло здесь в хрупкой печали, замерло в ожидании меня. Ну что ж, вот и я!

Распахнув створки маленького стрельчатого окна, я впустила внутрь жаркий майский вечер и вместе с ним жизнь с её гомоном, шумом и весенними запахами. Свесившись наружу, я рассмотрела двор с уютным садом, увитую ещё не распустившимися розами беседку. Краснощёкая носатая женщина несла на вытянутой руке убитую курицу. Видимо, кухарка. Она зашла в дом где-то прямо под моим окном. Наверное, и винтовая лестница сделана специально для прислуги и спускается прямо в кухню. Удачное соседство!

Привратник Себастьен проскрежетал затворами на воротах. Лобастая, чёрная с подпалинами собака бегала вокруг и пыталась вилять куцым обрубком хвоста.

Я присела на краешек кровати и осмотрелась. А ведь комнаты, отданной лишь в моё распоряжение, у меня не было с тех пор, когда я жила с маман на улице Ботрейи… И чего я вдруг надулась на Моник? Она же хочет мне добра. В Сан-Приесте вряд ли стоит надеяться на счастливое будущее, а здесь – новая интересная жизнь, новые люди, книги, загадки… Непонятный холод? Да тьфу на него! Может, это отголоски моей дурацкой болезни. Не стоит искать дурного там, где тебе готовы помочь. И, хвала небесам, здесь не встретишь лавочника Ренье на соседней улице!