– Ой, Владимир Валерьевич, – склонил голову Аптекман и чинно уселся на стул. – Если ваша радость хотя бы наполовину такого же масштаба, как моя, тогда это действительно нечто особенное. Знаете, как трудно сейчас найти понимающего человека. Я ценю наши милые беседы.

Старый матерый мошенник Моисей Аптекман по кличке Хинин (это такое жутко горькое лекарство против малярии) родом был из Одессы – жемчужины у моря. Маслов тоже считал себя одесситом – лучшие детские годы провел там, сроднился с прекрасным городом, впитав его специфический юмор и говорок. Так что тридцатидвухлетний, рослый, похожий на бурого медведя старший инспектор и убеленный благородными сединами, профессорской внешности, всегда гладко выбритый семидесятилетний вор действительно получали удовольствие от этих разговоров.

Маслов приготовил чай, выложил бутерброды. У них сложился ритуал общения – сначала чай и беседа за жизнь, а потом уже низкие материи, описываемые статьями Уголовного кодекса.

– Вы еще молоды, Владимир. А я помню такие времена, когда воры носили фраки. – Аптекман отхлебнул чай, и глаза его ностальгически затуманились.

– Вы что, с детства занимались экспроприацией денежных излишков?

– А чем еще заняться сыну бедного одесского сапожника, когда вокруг столько человеческой глупости? О, вы еще не знаете, какие я знавал времена! Каким человеком я был!

– Каким?

– Я был и героем-аэронавтом. И внуком Дзержинского.

– Это как же?

– У нас всегда бумажка была важнее человека. И я умел делать эти бумажки. Вы не поверите, какие я давал гастроли. Как в провинции меня носили на руках благодарные зрители. Читали «Золотой теленок»? Очень реалистичное произведение. Про нас. Профессиональных артистов самодеятельной сцены.

– Это когда такое было?

– Двадцатые и тридцатые годы. Они прошли на творческом подъеме, Владимир Валерьевич. Какие были постановки! Какие типажи!

Маслов обожал подобные разговоры с такими вот осколками прошлого, как Аптекман. Мир поворачивался другими гранями. И история страны выглядела совершенно по-иному, гораздо более объемно.

– Мне кажется несправедливым, что советские люди строили предприятия, возводили плотины, воевали, а вы в это время им морочили голову и обирали, – заметил Маслов.

– Я тоже строил, уважаемый Владимир. Беломорканал – это не только любимые мной папиросы. Это мой пот и кровь. Зэка Аптекман даже грамоту от начальника строительства получил.

Мошенник улыбнулся, с умилением вспоминая старые добрые времена.

– Заболтались мы с вами, Моисей Абрамович, – с сожалением произнес Маслов. – Хотя это и очень интересно, но служба. Тут еще эпизодики подоспели.

– Да что вы такое знаете, чего я вам еще не рассказал? – изумился Аптекман.

В последние годы старый мошенник подрабатывал инспектором в различных торговых организациях. Правда, сами инспектирующие органы были не в курсе его героических трудовых усилий. Но те, кого он инспектировал, свято верили в его полномочия. Он изготавливал командировочные удостоверения, копии приказов, вполне профессионально копался в бухгалтерских документах, умело выискивая нарушения и даже хищения, – работай он на государство, цены бы ему не было. Потребкооперация, управления торговли, снабженческие конторки принимали его с распростертыми объятиями. Поили, кормили, как дорогого гостя. А когда он жаловался, что у него вытащили в трамвае кошелек, ему давали взаймы столько, чтобы ни в чем себе не отказывать. Иногда он брал дефицитные товары. А когда уезжал, товарищи на местах с облегчением восклицали: «Вот паразит. Ну и ворюги же наверху. Сталина на них нет». В девяноста процентах случаев никто и не думал писать заявления. Но были и сознательные граждане, которых бесил факт обмана. Тогда возбуждались уголовные дела.

– Поднакопилось малость старых грешков. – Маслов положил руку на объемную бумажную папку.

– Так говорите, и мы обсудим, нужны ли они мне, – посмотрел с интересом на это вместилище компромата старый мошенник.

– Вам не все равно? У вас эпизодов уже и так под три десятка.

– У меня принцип – беру только свое. А моим оно становится в случае стопроцентной доказанности в рамках уголовно-процессуального законодательства.

– Похвально, – согласился Маслов. – Вот, Левогорный райпотребсоюз. Вы взяли товара на сто двадцать рублей. Постоянно посещали рестораны за счет потерпевших. И еще заняли сто рублей.

– Ну что за люди?! Сами вор на воре, а ста рублей пожалели!

– Так вы признаете этот факт?

– Не надо торопиться, молодой человек. Пусть меня сначала опознают, найдите подтверждения – и тогда мы договоримся.

– Хорошо. А вот Озерское управление торговли.

– Ох, и эти негодяи здесь?

– Там вы имели неосторожность сфотографироваться на память.

– Да, тут не отвертишься, – закивал Аптекман. – Заверните этот эпизод, я таки его беру…

Через некоторое время он попросил передышки.

– Голова разболелась, – вздохнул старый мошенник, снимая очки. – Ревизоры. Дефицит. Скудность духа все это. И за такие низменные материи веду беседу я! Человек, который служил у Чапаева!

– Как это? – не понял Маслов.

– Ну не смотрите на меня так, как будто хотите подарить смирительную рубашку на именины. Просто в тридцать пятом и тридцать шестом годах я гастролировал под маской Петьки.

– Это который из анекдотов?

– Это который из великого фильма «Чапаев».

– И Анка была? – усмехнулся Маслов.

– А как же… Ох, какая это была Анка. Красавица. Умница. А как зажигала публику!

– И вам верили?

– Конечно. Нам невозможно было не поверить… Ох, молодость. Какая женщина! – Он причмокнул и добавил с некоторой грустью по утраченным возможностям: – Я ее, наверное, даже любил. Но у нас были строгие правила. Я не дотронулся до нее даже пальцем, хотя были поводы и пикантные обстоятельства. Были…

– Почему упустили свой шанс?

– Я порядочный человек, – укоризненно произнес Аптекман. – А она была замужем и уже носила двойную фамилию.

– Какую, если не секрет? – заинтересовался Маслов.

– Только пообещайте, что не будете смеяться.

– Клянусь на Уголовном кодексе.

– Перпедюлина-Савойская.

Маслов все-таки хмыкнул, но тут же придал лицу серьезное выражение. А мошенник продолжил воспоминания:

– Она была старомодных взглядов, свойственных провинциальному дворянству. Сразу после революции в нашей стране процветала некоторая моральная распущенность. В Петрограде проходили демонстрации обнаженных людей с плакатами «Долой стыд». Пропагандировалась свободная любовь между комсомольцами. Троцкисты на полном серьезе говорили об обобществлении жен. Но мы были людьми старого воспитания. Она была из дворян. И с мужем венчалась в церкви. Так что я не мог посягнуть на ее невинную красоту.