Она должна стать большим, чем просто мать его детей!

Рука Джины со щеткой для волос застыла. Ее сердце гулко стукнуло в груди. Вверх по лестнице поднимался Рейд, его шаги были медленными, тяжелыми… усталыми. Была уже почти полночь. Может быть, он переутомился? Тогда все получится ужасно и унизительно.

Эта мысль заставила ее мозг лихорадочно заработать. Наверное, надо отложить попытку на завтра. Завтра за ужином она постарается его размягчить, и тогда легче будет приблизиться к нему.

Ее взгляд метнулся к огромного размера кровати, с которой уже было снято разноцветное покрывало и верх кремового одеяла был отогнут. Она еще успеет юркнуть под одеяло. Кровать была такой широкой — Джина частенько об этом жалела, — что даже случайно они редко касались друг друга. Рейд так и не узнает, что на ней надето.

Поддавшись минутной нервозности. Джина вскочила на ноги, едва не опрокинув стул, и бросилась прочь от туалетного столика. Она уже была на полпути к кровати, когда обнаружила, что все еще сжимает в руке щетку, которой последние полчаса бездумно расчесывала длинные волосы.

Резко повернувшись, чтобы положить ее на место, Джина вдруг увидела собственное отражение в трельяже — три женщины испуганного вида. Она разозлилась, В конце концов, чего ей бояться!..

Разве жена не имеет права показать мужу, что она хочет его, что ее тянет к нему, показать свое стремление быть с ним? Если сейчас он и слишком утомлен, ее предложение останется в силе, пока он не придет в себя. Недвусмысленно вызывающий вид ее ночного одеяния должен непременно пробудить в нем какие-то сексуальные желания. Если она только не испортит все слишком робким поведением.

К тому же его реакция покажет ей, насколько глубок кризис, в котором находится их брак. Это надо выяснить до того, как Рейд уедет в Европу с Пейдж Колдер. Прятать голову в песок, то есть в подушку, — это не выход из положения.

Долой лицемерные покровы скромных ночных рубашек.

Пусть обнаженная правда предстанет на свет.

Ну, пусть не совсем обнаженная. На губах Джины заиграла ироническая улыбка. Все-таки ее ночной туалет позволит ей сохранить некоторое достоинство, если Рейд не заметит или отвергнет ее призыв.

Джина снова провела щеткой по волосам, силясь сохранить спокойный вид, когда Рейд толкнул дверь и вошел в спальню. Он выглядел усталым и измученным, словно его привычный мир был местом не очень пригодным для обитания. Рукава его рубашки были закатаны до локтей, жилет расстегнут, узел галстука ослаблен, пиджак висел на плече. Будто заметив неладное. Рейд выпрямился, его лицо напряглось и взгляд стал острым.

Он внимательно смотрел на нее, и от исходящего от него напряжения у Джины замерло сердце. В его лице промелькнуло чтото похожее на жестокость. На щеке дернулся нерв. Рейд сделал шаг назад, захлопнул за собой дверь и, прислонившись к дверному косяку, задержал оценивающий взгляд на узорчатых кружевах красной ночной рубашки Джины.

Это не было ни волнующе, ни захватывающе. Это было постыдно. Джина чувствовала себя уличной девкой в ничего не прикрывающем наряде. У нее неожиданно затвердели соски. Спазм свел желудок. По спине побежали мурашки.

Пусть она и убеждала себя, что эта сорочка скорее дразняще полуоткрывает, чем открыто демонстрирует ее формы. Пристальный взгляд Рейда мигом раздел ее. Все ее самообладание рухнуло, она потеряла дар речи и беспомощно застыла, хорошо отдавая себе отчет, что совершила ужасную ошибку.

— Значит, до тебя наконец дошло, что я мужчина, — глухо сказал Рейд. — Видно, нелегко было перестать видеть во мне только содержателя семьи… да еще производителя потомства.

У Джины отвисла челюсть. Его слова, словно тяжелые камни, сыпались на нее, пробивая глухой туман первого шока и заставляя ее искать подходящий ответ.

— Я никогда о тебе так не думала! — воскликнула она.

— Слишком грубо и приземленно, так? Полагаю, ты всегда думала обо мне как об отце твоих детей. Это одно и то же.

У Джины снова пропал дар речи при внезапной мысли о том, что он думает о ней.

— Ты, наверное, с самого ужина себя принуждала, чтобы сейчас предложить мне свое тело, — продолжал Рейд, небрежно указывая рукой на ее соблазнительный наряд и проходя от двери к стулу у своей половины кровати. Поморщившись, он извинился: — Прости, что не оценил этого усилия. Оно, наверное, стоило тебе невероятной внутренней борьбы. Но я бы предпочел, чтобы тебе не приходилось… терпеть меня, — его глаза были холодны как лед, — только чтобы сохранить наш брак.

Джине показалось, что из легких у нее разом вышел весь воздух. Замерев, она широко открытыми глазами смотрела на мужа, чьи слова безжалостно врезались в ее мозг. Она ведь и хотела, чтобы Рейд раскрылся, хотела узнать правду об их отношениях, но оказалось, он лелеял только недобрые чувства… Нет, в это трудно поверить!

Может быть, он пьян? Иногда он выпивал стакан-другой портвейна у себя в кабинете. Но тогда тем более вероятно, что это и есть его истинные чувства: ведь, говорят, у пьяного на языке то, что у трезвого на уме.

Рейд бросил пиджак на спинку стула, развязал галстук и бросил его туда же, его движения были подчеркнуто размеренными. Его с трудом сдерживаемого гнева почти не было заметно, хотя воздух в комнате вибрировал от напряжения.

— Можешь расслабиться. Джина, — с неискренней улыбкой сказал он. — Нашему браку ничто не угрожает. Как я нужен тебе, чтобы растить наших детей, так и ты необходима мне, чтобы у меня была семья. Тебе не надо ничего предпринимать. Ты все равно остаешься моей женой.

Его холодная логика заставила ее болезненно возразить:

— Я тебя не терплю. Как ты мог произнести это слово? Неужели я дала тебе повод подумать такое?

— Слишком сильно сказано для тебя? — язвительно поинтересовался Рейд, бросая на спинку стула жилет. Его пальцы пробежали по пуговицам рубашки, пока он взвешивал слова жены, задумчиво глядя на нее. — Ну, может быть, мне просто так кажется, — сказал он. — А на самом деле ты думаешь об этом так: ладно, пусть берет свое.

Джина протестующе подняла руки.

— Рейд, я всегда рада, когда ты… ты…

— Когда я удовлетворяю с тобой свои мужские потребности?

— Я хотела сказать — когда мы занимаемся любовью.

Он невесело рассмеялся.

— Когда это ты занималась со мной любовью, Джина? Когда ты проявляла инициативу? Вот сегодня ты сделала какое-то активное движение, нарядившись так. Но ведь это только знак, сигнал? Сама ты все равно ничего не сделала бы.

Джина сгорала от беспомощного стыда. Совершенно ясно, что Рейд не видит в ней подходящую для себя партнершу в постели, и все-таки она не понимала, что сделала не так. Мать всегда твердила, что женщине не надо рваться вперед. Это роль мужчины. А женщина следует за ним. Мужчина предлагает, а женщина говорит «да» или «нет». И Джина всегда вела себя соответственно.