Что Пушкина всего ты знаешь наизусть.

Не раз ты возвещал с трибуны. Верим! Пусть!

Но что же из его великих вдохновений

Запомнил и извлек твой бессарабский гений? —

Да то же, что всегда:

Жида!

— Ну, Пушкина читать не стоило труда!

На экзотическую поэзию И. А. Бунина

Ассаргадон свершил свою судьбу.

Скончался Кир[3], обременен грехами.

Но Вечный Дух создал Ивана Бу…

Да! Бунина, Ивана, — со стихами!

Затеял он, задумчиво-жесток.

Воспеть весь мир, от кондора до крысы.

И чтобы Кира этого в мешок

Убрать — увы! — нет новой Томирисы!

Константин Антипов

ПЕРЕД ЧЕТВЕРТОЙ СЕССИЕЙ

Вновь засядут, засидят

Тьму проектов и законов

И, опасного не тронув,

В позе доблестных Солонов[4]

Вновь на отдых поспешат!

Сидя сиднем без движенья.

Служат делу обновленья…

Как не крикнуть им порой:

«Ради Бога, шевелитесь,

А не то вы превратитесь

В всероссийский геморрой!..

1910

АРГО

Михаилу Левидову

Левидов от ума большого

Стал подражать Бернарду Шоу.

Но что у Шоу — хорошо.

То у Левидова — не хороШОУ!

У книжного прилавка

С трудом пробился к книжному прилавку

И Фолкнера себе не приобрел:

Он слишком мне напоминает Кафку…

Которого я тоже не прочел!

Аркадий Арканов

САРКазмы

Когда лежишь больной в постели,

Ты не грусти, ты улыбайся.

Поскольку свет в конце тоннеля

Вне компетенции Чубайса.

В этом злобном и яростном мире

Ты любим, ты подобен герою.

Ты меня не замочишь в сортире,

Я тебя никогда не урою.

Александр Архангельский

Валентину Катаеву

В портрете — манера крутая,

Не стиль, а сплошной гоголь-моголь:

Посмотришь анфас — В. Катаев,

А в профиль посмотришь — Н. Гоголь.

Исааку Бабелю

Читатель перед сим почтенным ликом.

Вздыхая, справедливо закричит: —

Сначала Бабель оглушил нас Криком,

Ну а теперь — талантливо молчит!

Вepe Инбер

У Инбер — детское сопрано.

Уютный жест.

Но эта хрупкая Диана

И тигра съест.

Михаилу Пришвину

Он, несмотря на бороду и годы,

Чистейшее дитя… охотничьей породы.

Артему Веселому

Веселому я от души

Скажу: — Хороший ты писатель.

Но все ж ты книги так пиши.

Чтоб был веселым и читатель!

Александру Серафимовичу

Длина «Железного потока» —

От Минска до Владивостока!

Ильфу и Петрову

Задача Бендеру Остапу:

Имея сразу двух отцов.

Установить в конце концов —

Кого из них считать за папу?

Ольге Форш

(«Дама с каменьями»)

Читатель книгу Форш просил.

Лицо являло грусть и муку, —

И кто-то «камень положил

В его протянутую руку».

Борису Пастернаку

Все изменяется под нашим зодиаком,

Но Пастернак остался Пастернаком.

Юрию Тынянову

Он молод. Лет ему сто тридцать.

Весьма начитан и умен.

Архивной пылью серебрится

От грибоедовских времен.

Завлиту

У всех завлитов дел — зарез.

Репертуарный план — с прорехою.

В портфеле двести двадцать пьес.

А ставить, извините, не хера.

Константину Станиславскому

В нем каждый атом

Дышит МХАТом.

Илье Эренбургу[5]

У Эренбурга скромный вид.

Ему не свойственна шумиха.

Фундаментален как слониха

И как крольчиха плодовит.

Анна Ахматова

Эпиграмма

Могла ли Биче словно Дант творить,

Или Лаура жар любви восславить?

Я научила женщин говорить.

Но, Боже, как их замолчать заставить!

Вадим Бабичков

Александру Иванову

Он от рожденья ладно скроен:

Проходят годы без следа —

Поэт все так же худ и строен

И даже тонок… иногда.

Юрию Левитанскому

Я пишу в серьезном роде:

На Парнасе что за смех?!

Ну а книжечка пародий —

Это так… внебрачный грех.

Булату Окуджаве

Жаль, что романы песню гонят.

Но что поделаешь: года!

Они к суровой прозе клонят

И менестрелей иногда…

Корнею Чуковскому

В своих исканиях упорен.

Идет — чем больше, тем верней.

Литературы детский корень,

А может быть, еще Корней.

Степану Щипачеву

Я знаю, если б строчки эти

Ромео прочитал Джульетте, —

Она б зарделась кумачово

И полюбила Щипачева!

Агния Барто

Александру Фадееву

Шесть злодеев.

Седьмой — Фадеев.

Сергею Михалкову