Или мы увидим цветочницу другой? Городская и вполне разбитная девушка, спешит по улице с корзиной в руках. Да, ее волосы вьются и блестят, на щеках ямочки, если она улыбается, а губы еще свежи, но если взглянуть на ее руки, то вы увидите, что кожа их огрубела, а ногти коротко острижены, потому что не так это просто – свернуть несколько сотен букетов, обрывая ненужные листочки и плотно прижимая друг к другу непослушные стебли. Сейчас ее корзинка полна благоуханными букетиками фиалок. Волшебно светят фонари на бульварах, из театра выходят дамы в вечерних платьях и драгоценностях, мужчины во фраках. Господа охотно покупают своим спутницам цветы, с интересом поглядывая на хорошенькую цветочницу. Та улыбается, весело отвечает на шутки и пропускает мимо ушей недостойные предложения. Впрочем, она уже не первый раз видит вот этого симпатичного господина, у него добрые глаза и подкупающая улыбка… Он сопровождает в театр женщину с холодным и властным лицом и никогда не покупает ей цветов. Берет одну розу и вставляет ее в петлицу смокинга. В прошлый раз он попросил цветочницу приколоть цветок, и совсем близко она увидела его светлые усы и морщинки в уголках глаз. И он так ласково сказал:

– Спасибо, милая… как вас зовут?

И сегодня она бессознательно шарит глазами по толпе, отыскивая его взглядом…

Учеба давалась легко. В парниках и учебных классах, наполненных живыми и срезанными растениями, Рина чувствовала себя как дома. С удовольствием копалась в земле, надолго забыла о безупречном маникюре и вспоминала о своей работе в престижной должности руководителя процветающей компании как о страшном сне.

Именно в это время она сумела подружиться с собственной дочерью. Машка была потрясена маминым поступком, но когда Рина принялась объяснять, что хочет пожить для себя, делая то, что нравится, девочка обрадовалась и заявила, что она сама тоже все время старается так жить и хорошо, что мама все наконец поняла. Поразмыслив, Машка осторожно поинтересовалась: может, ну ее на фиг, эту школу? Если уж говорить об удовольствиях, то подобным жутким заведениям не должно быть места в нашей жизни. Но Рина так сильно прогибаться отказалась. Все-таки свобода свободой, но меру знать надо. Машка повздыхала, но смирилась. Не сразу, но они нашли общий язык и теперь порой ходили вместе по магазинам или просто так – погулять в парк, посидеть в кафе.

Рина рассказывала о своих сокурсниках, а Машка – об одноклассниках, и Рине вдруг стыдно стало, что она никого из них не знает и в школе не была класса с третьего. Движимая угрызениями совести, она отправилась на ближайшее родительское собрание в Машкин девятый «А» и ужасно неудобно чувствовала себя под любопытными взглядами родителей и классной руководительницы. Милейшая Татьяна Николаевна, преподавательница истории, которую и дети, и взрослые за глаза звали Татьяшей, пыталась подружить инертный класс, сплотить детей, которые никак не желали проникаться духом коллективизма и выступали единым фронтом, только если надо было сорвать урок по информатике или продинамить дежурство в школьной столовой. Преклонный возраст учительницы и непонимание «почему же они у нас такие выросли» делало воспитательный процесс безнадежным, но благие намерения вызывали уважение. Невзирая на высокое давление и прочие недуги, Татьяна Николаевна даже свозила класс в Грецию. Всем детям (впрочем, кое-кто из девятиклассников ростом уже обогнал родителей) понравилось, хотя многие родители поджимали губы, выслушивая рассказы своих чад о походах в ближайший магазин за пивом и энергетическими напитками, а также вытряхивая из чемоданов пачки сигарет.

Рина осталась в счастливом неведении относительно всех этих безобразий, потому что умненькая Маша сигареты покупать не стала, а стрельнула пару раз у одноклассников и рассказывала маме исключительно о том, как было интересно…

«Вот, смотри, я нафоткала, Татьяша много вещала про этот храм, вот, руины, конечно, но все так живописно и цветы вокруг такие красивые… Я смотрела на цветы и тебя вспоминала», – говорила девочка, прижимаясь к счастливо млеющей Рине. И в самом деле, зачем нервировать мать, которая наконец-то стала похожа на человека, рассказами о том, как Гошка залез на край обрыва над этими самыми руинами, камушки у него под ногами поехали-посыпались, и он чудом успел схватиться за куст? И как его помогали спасать американские туристы? Или как их группу привезли обедать в какой-то многострадальный ресторанчик и, пока девчонки улыбались черноглазым ленивым официантам, мальчишки налили уксус в супницы, приготовленные к подаче гостям? Или как Светке было плохо, потому что она на спор съела какого-то жучка и запила банкой тоника?

Все эти милые и страшные истории детства и отрочества родителям знать не положено, считала Машка, и ее обращенный к матери взгляд буквально лучился честностью и безмятежностью.

А потом настал черед Рины уезжать. По итогам учебы группа лучших студентов на последнем году обучения отправилась на стажировку в Голландию. Машку она оставила на бабушку с дедушкой и Катю.

Голландия Рине понравилась. Она и прежде бывала за границей: в Турции, Тунисе и даже в Париж ездила на неделю с экскурсионным туром. Но экскурсионный тур – это одно, а если ты пусть и недолго, но живешь в стране, да еще в провинции, то это совсем другая история. Рину определили на практику в цветочное хозяйство, которое находилось не в центре славного города Амстердама, а в самой что ни на есть сельской местности. Практика предполагала три недели обучения в деревне, то есть в провинции, а потом еще неделю стажировки в одном из цветочных центров Амстердама.

Маленький голландский городок Меркен поражал чистотой и тишиной. Беленые дома под темными деревянными крышами, не слишком шикарные снаружи, но удобные и симпатичные внутри, располагались чуть в стороне от дороги, среди полей и теплиц. Здесь все жили просто: днем работали, а по вечерам сидели в местном баре, обсуждая виды на урожай, результаты футбольных игр и политику. По выходным в общественном здании для собраний устраивали танцы. В одном углу ставили столы с пивом, сидром и лимонадом (чтобы не бегать в бар за выпивкой). В другом углу располагался местный оркестр. Ветеринар играл на скрипке, двое других горожан на гитарах и еще одна дама – на банджо. К удивлению Рины, сперва оркестрик в обязательном порядке наяривал народные танцы, которые все – и стар и млад – танцевали с огромным удовольствием. Потом включалась музыкальная установка, и действо превращалось в традиционную дискотеку.

Но это все вечером. А с утра, с пяти часов, все горожане работали. Сразу за городком начинались парники и плантации цветов.

Внешне контраст с Россией был не так уж велик, особенно если вспомнить поездку в Индию. Все же кругом белокожие люди европейской внешности, относительно привычная природа, березки там, елки. Но! Уклад жизни, как выяснилось, весьма отличался от привычного. Рине выделили комнату в доме мефрау Хюльды, владелицы теплиц и полей, где выращивались саженцы. Большой дом вполне удобный, но в чем-то он походил на магазин ИКЕА. То есть все такое – прямоугольно-деревянное. Сама мефрау, женщина лет сорока, была высока, широкоплеча, носила мешковатые брюки, мужские ковбойки и бесформенные джемперы, а голову мыла раз в неделю. Рина ни разу не видела ее накрашенной. Она железной рукой руководила цветочным хозяйством, бесконечно сидела над счетами, а муж готовил и возился с двумя сыновьями десяти и семи лет. Он же мыл посуду и ездил за покупками. Очень тихий, спокойный, в очках, с коротко стриженным ежиком седых волос, Ян ни слова не знал по-английски, и потому их с Риной общение ограничивалось в основном улыбками и кивками. Работал он бухгалтером в какой-то компании, для чего ездил в соседний городок на машине. Мефрау, как постепенно поняла Рина, пилила его за это, потому что сама она – как и большая часть местного населения – передвигалась на велосипеде, а дорогой бензин расходовал исключительно муж. Зарплаты за работу Рине не полагалось, зато ей выделили небольшую комнатку на втором этаже, кормили за общим столом, и она могла набираться опыта в парниках и теплицах. Мефрау, которая вполне бойко объяснялась по-английски, стала для Рины рупором голландских традиций и культуры. Впрочем, сперва Рина решила, что таковы странности самой Хюльды. Например, после ужина гостья предложила помыть посуду. Мефрау покачала головой. На следующий день опять. Рина, которую мучило сознание собственной ненужности, спросила, почему не может помочь по дому.