Встряхнула головой, забравшись в машину сестры. Стоило покинуть пределы особняка, как я смогла вздохнуть полной грудью. Будто сбросила с плеч оковы.

Спичка весело рассказывала про успехи Мишки, а мне оставалось только умиляться проказам любимого племянника.

– Офигеть, Пирожочек, ты вылитая я, – с восторгом рассматривает меня сестра, после того как я вышла из примерочной в выбранном ей платье. Коротеньком, бледно-розового цвета. Выглядевшем на мне почти невинно, если бы не длина – экстремально короткая. – Просто ксерокопия.

– Отец мне каждый день ставит в вину, что я копия Инны, – закатываю глаза.

Сестра тут же напрягается, вставая в боевую стойку.

– Ты всё ещё ей помогаешь? – прищуриваясь, спрашивает.

Ох, зря я произнесла имя нашей биологической матери. Биологической, потому что кроме ДНК в нас от неё ничего нет.

Сестра её ненавидела. Люто. За меня и за себя. А я… я так хотела любви, что готова была платить ей деньги за добрые слова. За сладкую ложь. Умом понимала это, а сделать с собой ничего не могла.

Опускаю глаза, чтобы сестра не видела моего смятения. Но она знает меня лучше всех. Я себя так не знаю, как она. Видит насквозь по самую душу.

– Спичка, она же наша мама, – робко начинаю оправдываться.

– Пф! Никакая она не мама, Аня, о чём ты? Она бросила нас! Нас обеих! Нет у нас матери. Я тебе заменила и маму, и папу, забыла?

Качаю отрицательно головой.

– Ничего не забыла, ты же знаешь. Но ты не представляешь, как плохо она выглядела, – кусаю губы, вспоминая, – так, будто следующая ступень – побираться с бомжами на мусорке.

Лицо сестры в этот момент жёсткое. Даже жестокое. Она усмехается, слыша мои слова.

– Ты с детства собирала всех приблудных животных. Вот и матери настал черёд. Но этой там и место, Аня. Некоторые вещи не стоит прощать. Она не заслуживает твоего внимания.

Умалчиваю от сестры сумму, которую уже отдала матери. Уши горят.

– Ладно, – смягчается сестра, – чёрт с ней. Пошли танцевать.

– А ты в чём пойдешь? – осматриваю её светлый брючный костюм. Красивый, но для ночного клуба не подходит. – Понимаю, что Сабуров сгорит от ревности, но ты должна быть в таком же платье!

Серафима заливисто смеётся. Ей хочется пощекотать нервы супругу. Облизывает плотоядно губы, и я представляю, какой горячей будет их следующая встреча.

Мы выбрали ей наряд. Почти такой же, как у меня. Один в один. Разница минимальна. У меня рукава-воланы, а её платье держится на тонких бретелях. А цвет и длина ничем не отличаются.

Моя сумка не подходила. И Сера подарила мне крошечную симпатичную сумочку, в которую я покидала всё необходимое. А свои вещи оставила в багажнике её мерседеса.

Спичка долго пытала меня о том, как я хочу встретить своё восемнадцатилетие. С кем. Кого ей пригласить. А я никого не хотела видеть.

У меня имелись подружки, с которыми мы договорились посидеть в кафе на выходных. Но в день рождения я желала быть только с сестрой.

Сера привела меня в дорогой ночной клуб. Я редко заглядывала в подобные заведения. Окружённые её охраной, стоявшей неподалёку и везде преследовавшей нас, мы спокойно танцевали. Желающие подойти если и попадались, то на их пути тут же вырастал кто-то из амбалов Сабурова. А ещё, готова поспорить, и сам муж моей сестры был где-то рядом.

На мгновение, когда вынесли небольшой торт с горящей свечкой, мне сделалось грустно. Потому что совсем не понимала, что ждёт меня дальше. Гнала от себя мысли о предстоящем замужестве, мечтая, что всё разрешится само собой. И одновременно знала, что, если пущу на самотёк, – окажусь под венцом.

Натанцевавшись, мы вышли на воздух. В клубе душно, задымлено кальяном, а сестра пожаловалась, что у неё кружится голова.

– Сер, – опускаю взгляд на брусчатку, осторожно подбирая слова, – отец хочет выдать меня замуж.

Сестра склоняет голову, рассматривает, будто не узнаёт. Глаза сделались стеклянными.

– Что? – холодно переспрашивает, хотя отлично слышала вопрос.

– У него проблемы какие-то с бизнесом, – снова опускаю взгляд, – и этот брак – единственный способ их решить.

– Я надеюсь, ты его послала?

Жмурюсь.

– Сер, он мой отец. Я не могу его послать.

– Аня, – злится сестра, – ты понимаешь, что выходить замуж ради бизнеса отца – это глупость?

Согласно киваю.

– Ты сейчас поедешь со мной. И в дом своего папаши не вернёшься.

Ведь подозревала, что она так и скажет. Даже надеялась на это. Но внутри вдруг вырастает протест.

– Нет, Спичка, – смотрю наконец на неё. Упрямо. – Я взрослая. Давай я сама решу свои проблемы.

Я даже близко не такая отчаянная, как она. Но, находясь рядом, заряжалась её энергией. Кусаю губы.

– Я улетаю сегодня с Владом в Грецию, – твёрдо говорю первое, что приходит в голову. И вдруг это решение кажется логичным и правильным. Единственно верным.

Расслабляется. Губы изгибаются в улыбке.

– Ты, конечно, его не любишь, – авторитетно заявляет, усмехаясь. – Ты как я, тебе не понравится парень, не поднимавший в жизни ничего тяжелее члена. Но сбежать вместе с ним – неплохая идея. Главное, предохраняйтесь.

Её слова вызывают смех, который прекращается в то мгновение, когда я вижу её мужа, выходящего из автомобиля. Ратмир не идёт к нам. Останавливается, прислоняясь к машине. Складывает руки на груди и ждёт. Не может и вечера провести без жены.

– За тобой приехали, – киваю в сторону мужчины.

Она не оборачивается. Просто мечтательно улыбается.

– У нас будет ребёнок. Рат ещё не в курсе. Ты первая, кто об этом знает, – сообщает мне, а у меня на глаза тут же наворачиваются слёзы радости. Во всём, что касается Серы, я размазня.

Порывисто обнимаю её. Муж давно её уговаривал на второго ребёнка, но Сера откладывала. Считала, что ещё рано. И вот наконец решилась.

– Я так рада за тебя, – шепчу ей в ухо.

– Спасибо, Пирожочек. Только я теперь буду за тебя волноваться. Пообещай, что придёшь ко мне, если что-то случится. И уезжай от отца.

– Хорошо, – киваю.

– Мы с Ратом на днях уедем в Италию. Если тебе надоест в Греции, присоединяйся.

Часы показывали уже полночь. Самолёт Влада через пару часов. Если повезёт и отец не заблокирует карту, то всё необходимое для поездки на море я смогу купить в аэропорту. Возвращаться домой я не планирую.

– Хорошо, – целую её в щёку, – если не буду некоторое время писать, то это потому, что не хочу, чтобы отец выследил. Не волнуйся за меня. Тебе нельзя.