Если бы Лайла вот так, трепеща ресницами, предложила мне съесть на двоих тарелку грязи, я лишь попросил бы присыпать грязь мелкой галькой.

– Я еще смогу по дороге домой заскочить в стейк-хаус, – чуть слышно произнес я.

– Итак… ты не боишься флиртовать с незнакомкой в общественном месте, но впадаешь в ужас от перспективы съесть что-то, не содержащее кусочек трупа мертвого животного.

– Нескольких мертвых животных. В этом деле я жадина.

– Ты живешь где-то недалеко отсюда?

– Моя квартира – всего в нескольких кварталах, если вернуться назад…

При других обстоятельствах я бы не заметил, как едва заметно приподнялись ее брови и слегка надулись губы. Лайла думала о том, стоит ли потом пойти ко мне домой. Мы переглянулись. Она сменила позу, откинув волосы со лба.

– Люблю Мэнли, – сказала она. – Люблю запах моря, разлитый в ночном воздухе, светящиеся радостью лица туристов с рюкзаками, когда они сходят с автобуса, но больше всего люблю то, что центральный деловой район – это словно другая вселенная, совсем не похожая на Мэнли.

– У меня самого в прошлом остался очень нездоровый роман, который я закрутил с Сиднеем, – признался я. – Я жил в центре до прошлого года. Его энергия заряжала меня.

Более того: энергия города питала мой творческий потенциал. Именно город – в этом я был уверен – заставлял меня столь самозабвенно вкалывать на протяжении всех минувших лет. Город, а еще ощущение того, что моя карьера является тем мерилом, с помощью которого посторонние оценивают, насколько удачно я распоряжаюсь собственной жизнью… Приходилось с этим считаться.

– А зачем ты тогда перебрался сюда?

– Я начал подозревать, что нельзя все свое время уделять работе, – признался я. – Бесконечная сутолока меня утомляла, но я не хотел уезжать слишком далеко от центра. В то время мысль о том, что утром я буду бегать трусцой по пляжу, а потом садиться на паром, медленно перевозящий меня на противоположную сторону залива, казалась весьма заманчивой.

– Ну, и ты бегаешь перед работой по пляжу?

– Не так часто, как думалось прежде.

– И ты пользуешься скоростным паромом.

– Если покупаешь недвижимость в Мэнли, на медленно плывущий паром времени просто не остается, – вздохнув, сказал я.

– Как ни прискорбно это признавать, но так оно и есть.

Прежде я не знал, каково это: так очароваться кем-то, что быть не в силах оторвать от нее взгляд. Обычно слушатель из меня неважнецкий. Я слишком углублен в себя, чтобы внимать собеседнику. Думаю, все мои многочисленные бывшие подружки единодушно сошлись бы на этом, но когда говорила Лайла, я боялся упустить даже одно-единственное слово.

– Я унаследовала дом бабушки после ее смерти, – тихо сообщила она мне. – Сначала я занималась коммерческим правом, заработала немало деньжат и полагала, что смогу удовлетворить свои благие душевные порывы, изредка копаясь в огромном саду, который разбили еще дедушка с бабушкой. Там несколько акров фруктовых деревьев. Домик бабушки расположен возле Госфорда[3], совсем недалеко от моря. Самое живописное место из всех, какие я когда-либо видела, но спустя несколько месяцев я поняла, что вот-вот загублю сад, – рассмеявшись, сказала Лайла. – Я понятия не имела, что делаю, но все это казалось таким… романтичным.

– Реальность против ожиданий, – подытожил я.

– Вот именно! Теперь пожилая пара, живущая через дорогу, присматривает за садом, а еще они развели на моей земле недурной огородец. Они имеют свою выгоду, продавая плоды своих трудов по выходным на фермерских ярмарках, а я приезжаю к ним время от времени лакомиться свежими фруктами и овощами. Оказалось, что единственный способ не убить мечту – это забыть об ожиданиях.

– Думаю, я повел себя точно так же, когда перебрался в Мэнли. – Только произнеся эти слова, я, внутренне содрогнувшись, осознал, насколько они соответствуют истине. – Да… именно так и есть… Даже если мне и не удается по-настоящему расслабиться, здесь лучше…

– Ты рос в городе? – спросила она.

– В Кроналле[4]. А ты?

– Ну… где мы только не жили.

– А твоя семья сейчас в Сиднее?

– Мама живет в Госфорде, а папа умер уже довольно давно.

– Сочувствую. – Поколебавшись, я все же добавил: – Мои родители тоже умерли.

– Мне кажется, что, когда умирают твои родители, ты все равно чувствуешь себя ребенком, даже если тебе девяносто лет.

– Наверное, ты права…

Я и раньше терпеть не мог, и теперь не люблю рассказывать кому-либо о смерти родителей… особенно женщинам… а больше всего тем женщинам, которые мне нравятся. Я излагал им простую повесть о чуде и любви, а они строили сочувственные гримасы. К тягостному финалу я либо разбивал им сердца, либо осознавал, что они ничего не поняли и считают мой рассказ весьма романтичным, а это злило меня даже больше.

– Твои давно умерли? – спросила она.

– Долго объяснять.

Я ее не отшивал… не совсем отшивал… Просто эта история не годилась в качестве приправы к ужину. Прежде чем я решил, как удобнее будет сменить тему разговора, она с легкой улыбкой оперлась локтем о стол, а подбородком – о тыльную сторону ладони.

– Я никуда не спешу.

Кажется, раза три я рассказывал о смерти родителей женщинам, с которыми встречался, и каждый раз, насколько мог вспомнить, уходил, ощущая сильнейшее раздражение. Однажды я пригласил подругу в тренажерный зал. Разговор коснулся наших родителей. Я рассказал ей о своих. Она по-настоящему разрыдалась. Я не стал с ней ужинать, а домой вернулся один. Меня подмывало наброситься на нее, заорать, что она должна понять очевидное: счастливых концовок просто не существует.

Впрочем, я подозревал, что Лайла должна повести себя по-другому… Не знаю, на чем основывалось это подозрение. Скорее всего, на инстинкте. Я начал говорить прежде, чем решил, что все ей расскажу.

– Мама была американкой. Она встретила папу в Нью-Йорке. Ему тогда исполнился двадцать один год. Отец уже несколько лет работал журналистом. Он взял небольшой отпуск и отправился на поиски приключений. Приключение нашло его само. Они наткнулись друг на друга в супермаркете, кажется, возле стеллажа, заставленного консервированными овощами. С той минуты они стали неразлучны. Мама говорила, что они в буквальном смысле слова не разлучались до тех пор, пока папа не вернулся на работу спустя пару месяцев. Мама последовала за ним. Они поженились через несколько недель и сняли домик, наслаждаясь своим счастьем.

– Как в сказке, – явно не поддавшись очарованию, произнесла Лайла. – А где злая ведьма? В сказке всегда должна быть злая ведьма.