Никого эти правила не смущали, ибо все – и юноши и мужи – во всем потакали хозяйке и ради нее готовы были и на большее, чем покрасоваться в уборе из повязки на голове и фонарика на главном оружии всякого мужа-воина, пока Цин Инь не придет в голову вернуть им мужское и всадническое благородство и достоинство в обмен на выполненное желание, которое ведь она сама вручала тайком на шелке или просто нашептывала рыбаку-«мужу», чтоб поведал он его рыбке! Ну, да кто не знает этот бродячий сюжет, который принесли опять же бродячие, как водится, сказители из-за Западных гор и Великой Стены!

Игра началась, закружились в прибрежных кустах фонарики, только фарфоровый павильон оставался темным в эту ночь, и колокольчики его молчали. У хозяйки фарфорового павильона на эту ночь были другие планы, словно она догадывалась, что кто-то наблюдает за ней и ее гостями.

И как нетрудно сообразить, эти любопытные были как раз под боком, ибо прятались по соседству: сам сёгун и певички из веселого дома на веслах, затаив дыхание, наблюдали за игрой из кустов ивы, лишь прихлебнув для согревания своих озябших пяток сладкого подогретого вишневого вина. Жаровни с известкой больше не грели, потому что известь в них извелась в ожидании, которое, напомним, затянулось на три дня!

Дальнейшие указания Цин Инь нашептала в самое ухо лишь своему садовнику, изредка ударяя его своим веером по фонарику, когда он отвлекался от тайной беседы.

Игра началась. Достойные мужи закидывали сети, в них попадались сначала лишь морские черти да мелкие осьминоги, пока именно садовник, когда пришел его черед, не вытащил Золотую рыбку. Каждый мог бы догадаться, что он и будет счастливцем в ту ночь! Рыбка была хоть и маленькая, но сияла так, что все фонарики померкли. Сёгун в своем укрытии весь превратился в слух, оно и понятно: его очень уж заинтересовало, что же будет дальше?

Понять все тонкости ему было трудно, так, например, он не понял, почему хозяйка Цин Инь пыталась задуть фонарик удачливого рыболова? Или почему на время то исчезал, то появлялся фонарик садовника? И что это за волшебная рыбка была у него в руках? Конечно, издалека да при молодой совсем луне где углядеть все подробности игры молодой женщины со старым смешным павианом? Мы-то догадываемся, да нас никто пока не спрашивает, так что оставим это дело на совести тех, кто нам поведал эту историю, да на совести ее участников! Совесть есть ведь у всякого человека, хотя когда она спит, когда просыпается, не всегда можно уследить.

Зато сёгун хорошо расслышал, как Золотая Рыбка умоляла садовника отпустить ее, как он суровым и громким голосом отвечал, – сёгуну показалось, «старый павиан» сверкнул при этом глазом в сторону его укрытия! – что исполнит ее просьбу, только если она ускорит вызов сёгуна в столицу и будет способствовать благоприятному исходу экзамена! И чтоб не забыла Рыбка про обещанное место Воспитателя при детях Правителя Поднебесной!

Сёгун был потрясен: не изменой тут пахло, а хитроумным планом помочь ему получить вожделенное место, да еще и должность Воспитателя императорских детей!

Рыбка пообещала и… упорхнула! А садовник без одежд исчез, судя по фонарику, в фарфоровом павильоне, куда последовала и Цин Инь, прихватила одежды удачливого рыболова.

Янь Лин был несказанно удивлен всему этому, и более всего даже не хитрости жены, а тем, что рыбка не уплыла, а улетела! «Никто, кроме жены, не способен мне будет объяснить подобное чудо! – справедливо решил сёгун. – Не буду ее сердить в такой момент!» Он велел певичкам выгребать назад, к дому, чтобы дождаться жены и узнать у нее тайные подробности. Он даже не стал дожидаться, чем там у них – жены и садовника – кончится дело?!

Вот как задели его слова о возможном чуде – новом назначении! Поистине: «Чистым золотом сияет невинность девушки на ложе схватки, и лишь честолюбием – пестик мужчины в ночном бою!»

А о том, что какая-то подкупленная певичка могла все заранее рассказать хитроумной Цин Инь, сёгун даже думать не думал! Святая, как говорится, простота. Или проще – глупость несусветная!

Он еще больше бы удивился, если бы узнал, что отпущенные им по прибытии домой певички с сямисенами и корзинами на той же лодке вернулись на Остров Небесных Сетей, чтобы погасить блуждающие среди туй фонарики. Все до одного.

Жена, несравненная Цин Инь, вернулась только под утро. За спиной у нее была клетка с попугаем, что несколько удивило сёгуна, так как по ночам жена не брала птицу с собой. Когда же вся комната осветилась, едва только птица оказалась в ней, Янь Лин все понял: рыбкой и была любимая птичка Цин Инь, которую женщина обливала золотой волшебной краской – была и такая среди ее чудесных снадобий, какими пользуются подобные женщины – оборотни-не оборотни, но волшебницы точно, наученные свими бабками и прабабками еще и не таким хитростям! Поистине: «В старину люди не умели справить толком нужду, да умели зажечь фонарь в нужнике от одного духа своей утробы!»

Причем орал попугай противным голосом такие вещи, что и тупой сёгун заподозрил неладное: «А ну, наддай! Жарь, не зевай! Еще! Еще!! Да, да, да!!! Ох, как хорошо!» Сама же распутница спала, разметавшись, лицо горит, а губы – ну просто искусаны! Янь Линю большого труда стоило не зарубить жену прямо во сне!

Понял сёгун, что опять надула его жена, сыграла на его жажде власти! И что развлекалась она, видать, не впервой, пронюхала на этот раз о слежке и разыграла весь спектакль, который он смотрел, развесив уши, вместо того, чтобы поотрубать им все «фонарики» вместе с древками, на которых они болтались!

Выходит, вся игра была затеяна, чтоб обмануть его, супруга, усыпив бдительность и отвести гнев, которого достойны были тайные встречи жены сразу с дюжиной мужчин под покровом темноты. «Дурак, – стукнул он себя по лбу, – тебя зачаровали слова жены, в которых она высказала свою просьбу и заботу о тебе, забытом императором сёгуне! Ты возжаждал славы и забыл о своем долге – блюсти целомудрие твоей жены!» Так безжалостно казнил себя обманутый сёгун.

Надо сказать, что Янь Лин был как раз из тех мужчин, кто готов заплатить за свое продвижение по службе даже честью жены! Просто утром он иначе взглянул на игру, которую подсмотрел, особенно при свете утра его разочаровал конец игры: в том, что ему удалось увидеть, продвижением и не пахло! А Золотая Рыбка оказалась, помимо всего, птичкой, от которой толка никакого. Тем более при дворе императора. Ох, люди! Как вы поздно вспоминаете о справедливости!

Убивался-то наш вельможа, лишь поняв, каким выглядит глупцом! Согласитесь, он справедливо засомневался, когда спросил ночную тьму: что может сделать глупая птица для продвижения при императорском дворе? Одновременно он был ревнивым человеком, готовым, если выгода оказывалась упущенной, убить неверную супругу недрогнувшей рукой. Таковы, увы, многие современные мужчины! «Если от правды одни убытки, попросим у соседа пяток го лжи взаймы!» – как иной раз говорит простой народ.

Только тут сёгун заметил, что жена одета садовником, а ее собственное одеяние отсутствует. Заметив признаки гнева супруга, – а он уже успел схватиться за мечи и кинжал заодно, – Цин Инь не испугалась, а лишь приложила палец к губам и попросила отложить гнев до утра. Сёгун подумал, что, пожалуй, действительно слишком рано для расправы с неверной женой, а отдохнуть для ответственного дела, каким является казнь неверной, необходимо, и улегся спать на свою циновку, под полог, расписанный попугаями – любимой, напомним, птицей супруги.