Фред доволен — его (то есть, формально, мои) предприятия получили одновременно квалифицированную рабочую силу и рынок сбыта — переселенцам требуется жильё, одежда, предметы быта и так далее.

Мейсер недоволен — оплачиваю всё это я, то есть, на самом деле, он. Внешне экономика графства чудовищно убыточная, даже продовольствие пришлось закупать — формирующийся агрокомплекс не готов прокормить такую кучу народу. В следующем году, может быть, но не сейчас. Причём большую часть продуктов закупали не в Меровии, что снизило рентабельность проекта в целом. А что делать? Здешний рынок слишком маленький и инерционный, чтобы справляться с внезапными пиками спроса. Если бы мы попытались закупить хлеб для моего графства в соседних, то там бы тут же возник дефицит, бешено выросли цены, а значит, начался бы голод, который, к следующему году стал катастрофой из-за продажи нам зерна, предназначенного на посев.

Мы начали разработку угля и железа, гектарами рубим лес на строительство, заодно освобождая площади под земледелие и животноводство. Наши предприятия работают в три смены, но это приносит лишь колоссальные убытки. Причём, беспокоит сей факт, кажется, исключительно меня.

— Ты слишком подвержен монетарным стереотипам, — снисходительно разъясняет мне доктор Ерзе. — Твоё графство сейчас имеет фактически государственную автономию, являясь полностью экономически самостоятельным анклавом в составе Меровии. А государство обанкротиться не может.

Наши беседы имеют предельно неформальный характер, поскольку происходят исключительно в постели, между первым и вторым актом… хочется сказать, «любви», но нет. Просто коитуса. У Джулианы всё по плану — первый бурный секс, чтобы сбросить напряжение, перерыв, во время которого я восстанавливаю силы, всё же мне не двадцать лет. Потом второй акт, закрепляющий её разрядку, после которого она одевается и уходит. До следующего раза. Она красивая женщина, секс с ней неплох, но я отчего-то часто вспоминаю Олли. Наверное, хочется иногда иметь рядом кого-то, кто думает не только о своём удовольствии.

В перерыве мы пьём вино и общаемся. Чаще всего в формате «Док демонстрирует свою тупость и невежество, Джулиана подтверждает своё интеллектуальное превосходство».

— Но как же государственные дефолты? — возражаю я, припомнив кое-какие события времён моей молодости.

— Дефолт государства всегда обусловлен политическими, а не экономическими соображениями. Оно в любой момент может рассчитаться с долгами из-за безграничного запаса денег, источником которых оно и является. Но иногда для достижения целей удобнее отказаться от обязательств. Вспомни наш срез: самые мощные в политическом и экономическом плане державы имеют многолетний торговый дефицит и принципиально непогашаемый госдолг. Разве это как-то мешает их доминированию?

— Но погоди, — не сдаюсь я, — что значит, «безграничный запас денег»? Они же, получается, тогда ничем не обеспечены?

— Деньги никогда ничем не обеспечены, — вздыхает раздражённая моей глупостью Джулиана, — даже золотые монеты обычно не соответствуют своему номиналу, не говоря уже о принципиальной искусственности курса драгметаллов.

— Но как же инфляция?

— Ты всё время пытаешься воспроизвести курс экономики для первокурсников. Ты правда считаешь, что я с ним не знакома? Инфляция почти никогда не является денежным феноменом и не связана с торговым дефицитом. От этих заблуждений давно отказались даже в нашем срезе. Деньги вообще не то, что думают про них обыватели. Не товарный эквивалент и не расчётное средство. Это инструмент реализации экономической власти над определённой территорией. Ценность денег создана государством, им же поддерживается, поэтому государство никогда не может исчерпать свой денежный запас.

— Тогда зачем оно собирает налоги? — возразил я. — Раз все деньги у него…

— Хороший вопрос! — смеётся Джулиана. — Зачем ты их собираешь, граф Михаил? Ведь деньги, которыми они выплачиваются, это твои же… Как их назвали, «михалки»? То есть ты их одной рукой раздаёшь, а другой — забираешь. Зачем?

— В графстве есть налоги? — поразился я. — Я думал, их Перидор собирает через церковь…

— Ты даже этого не знаешь? Графство Морикарское имеет налоговый иммунитет на двадцать лет. За твои, кстати, личные заслуги перед Короной — ты же Императору жизнь спас. Так что налоги тут собирает само графство.

— И зачем я это делаю? Учитывая, что мы сейчас по большей части содержим наших налогоплательщиков за наш же счёт?

— Налогообложение служит инструментом для проведения экономической политики. Во-первых, обеспечение спроса на валюту. Как нам навязать консервативному сельскому населению новую единицу меры стоимости? Объявить её единственным средством уплаты налогов. Где люди будут добывать для себя средства для уплаты налогов? Работая на нас, потому что именно мы источник валюты, больше её негде взять. Поскольку установленная нами валюта, пресловутые «михалки», нужна всем и каждому для оплаты налогов, начинает формироваться рынок, где люди совершают сделки с этой валютой, обменивая её на труд и товары.

— Не смотрел на это так…

— Но это ещё не всё. Налогами регулируется поведение экономических агентов. Управляя налоговыми ставками, вводя дополнительные налоги или, наоборот, создавая налоговые льготы, мы стимулируем одни виды деятельности и дестимулируем другие. А ещё налоги — инструмент достижения социально-экономических целей. Например, у нас есть цель в перспективе снизить доходное и имущественное неравенство, которое в сословных обществах чрезмерно и демотивирует нижние страты. Поэтому сейчас вводится прогрессивная шкала налогообложения, под предлогом увеличения общественных расходов — например, строительства жилья для переселенцев…

— Чёрт, как всё сложно, оказывается… Но как же тогда…

— Хватит болтовни! Я не намерена валяться в твоей постели весь вечер!

И мы переходим к тому занятию, для которого она приходила.

Тоннель пробили, когда в Меровии уже лёг снег. В ожидании эпохального события в графство примчался Император, и мы с Нагмой неделю выхаживали простуженную едва не до пневмонии Катрин. У неё не та масса тела, чтобы скакать часами по морозу верхом, а Перидор с момента покушения, кажется, не доверяет каретам. Девочка всё время порывалась подняться с кровати и идти к отцу, чтобы встать у трона маленьким стойким оловянным солдатиком, но я её не пускаю, а она слишком ослабла, чтобы настоять.

— Я опять умираю, как тогда? — спрашивает она.

— Ничего ты не умираешь, — шипит на неё Нагма. — Выдумала тоже! Пап, скажи ей!

— Твоя жизнь вне опасности, моя принцесса!

— Ты снова спасаешь меня, мой паладин! За это я позволяю тебе один поцелуй!

Я наклоняюсь над постелью и очень серьёзно целую ребёнка в сухие, потрескавшиеся горячие губы. Я паладин, у нас любовь, нам можно.

— Ты любишь меня? — требовательно спрашивает Катрин.