Денег у них не было. Не «мало денег», или «не хватает до зарплаты», или «нужно экономить», денег не было, как может не быть дома какого-нибудь предмета, к примеру – «у них не было пианино», его просто нет, и все. Мама творила что-то невообразимое: занимала, отдавала, продала свою шубу, чтобы купить Даше новый шкаф, затем продала шкаф – Даша пришла из школы, одежда лежит на полу в коробках, а мама говорит: «Зачем тебе шкаф, все равно мы с тобой нищебродки». Невроз? Природная импульсивность?

Среди множества прочитанных книг Даше попалась книга «Как себя вести», которую Даша выучила наизусть: когда-нибудь у нее начнется другая жизнь, другая прекрасная жизнь придет и узнает ее, и она будет к ней готова, – знает, как выглядит вилка для десерта и нож для рыбы, знает, что человеку старше тебя по возрасту и положению нельзя тянуть руку, нужно подождать, когда тебя представят, и… и многое другое. Умный человек сможет понять, как себя вести.

В сущности, ничего болезненного в Дашиных отношениях с мамой не было, в детстве Даша любила маму нежно и испуганно, считая, что они с мамой одно, подростком стеснялась «биологички», повзрослев, всячески выталкивала маму со своей душевной территории, закрывала границы на замок, мама каким-то образом всегда оказывалась по одну с ней сторону, просачивалась через границы со всеми ее обидами на жизнь, рассудительной несчастливостью, Простомужчиной с мамонтом, нищебродками. Но Даша не становилась такой же несчастной, напротив, сжималась в пружину, как будто собиралась выстрелить. Нетрудно понять, кто в их маленьком мирке был сильней, устойчивей, разумней, – Даша, конечно.

Лучше всего обо всем этом сказала сама Дашина мама, навсегда обиженная, но неглупая: «Я сижу в своей личной камере, но Даша не заперта со мной, она не даст мне испортить ей жизнь».

«Ее детство прошло в интеллигентной семье, где она получила…» – так о ней напишут в прессе. Она получила в своей интеллигентной семье что? Детскую психологическую травму, умение держать удар, боязнь нищеты, мантру «Простомужчина должен принести мамонта», городскую библиотеку, математический класс, отца – бородавчатую жабу Bufonidae, Чехова. Это и правда много.

Начатые и брошенные мемуары Даши, 10 лет

Это как будто я уже старая и пишу мемуары о своей жизни.

Я уже старая, мне 45 лет. Я добилась всего, чего хотела. Я живу на острове в океане. Я ничего не боюсь, я в полной безопасности. У меня много денег и красивый дом. У меня постоянный доход. Сколько бы я ни тратила, денег никогда не станет меньше. Я не боюсь, что деньги закончатся и наступит нищая старость.

Я каждый день гуляю по пляжу, потом сажусь в кресло, смотрю на океан и пью коктейль «Вишни в шампанском». Коктейль приносит моя горничная. У меня так много денег, что я навсегда счастливая. В своих мемуарах я расскажу, как я этого добилась.

Начнем с детства.

Мои первые деньги я заработала в третьем классе. Я работала в паре с фотографом. Зазывала народ: «Кто хочет сфотографироваться с чучелом совы?» Фотограф требовал, чтобы я говорила «с совой», а не «с чучелом». Но ведь это было чучело.

Мои первые заработанные деньги я отдала маме. Мама сказала, что у меня нет ни стыда ни совести. Что я не должна бегать и зазывать народ, а должна расти доброй, гордой, верной и, главное, порядочным человеком. Но я не согласна. Если ты добрая, тебе сядут на шею. А если ты гордая, то ничего и не получишь. А если ты верная, тебе скажут: «Ты нам надоела, пошла на фиг». Я решила, что буду верна только самой себе и своей маме, а со всеми остальными я буду жить хитростью и обманом.

Разъевшийся Винни-Пух в зеленом бархатном пиджаке дяди Вано приехал в Ленинград познакомиться с отцом. Когда я говорю «разъевшийся Винни-Пух», я имею в виду, что я уже был толстым до того, как поправиться. Если нормальный человек прибавляет в весе, в этом нет ничего, кроме самого факта лишних килограммов, а когда «гасиэбуло» вдруг выбухнет из своих прежних очертаний, это совсем другое дело, – у него не остается надежды. Он, то есть я никогда не стану таким, как все, всегда буду другим… толстым и еще толще, другим и еще другее.

Зачем я приехал? Придумал, что мне необходимо понять, что за человек мой отец, чтобы понять себя. Вот глупый пухляк с опилками в голове!

Нино бэбо нарядила меня в главный пиджак нашего двора (в пиджаке дяди Вано женились несколько моих соседей-одноклассников). Она, наверное, надеялась, что, увидев такого модного бархатного сына, отец не сможет им не очароваться. Свою нелепость я осознал в ту же минуту, как только самолет приземлился в ленинградском аэропорту: вокруг все было серое, серое небо, серый дождь, серый туман, и я, совершенно не подходящий своему родному городу, слишком бархатный, слишком зеленый. Поверх пиджака дяди Вано на мне была кожаная куртка дяди Вано. Нино бэбо сказала: «В этой куртке ты будешь чувствовать себя на коне». На каком коне?! Куртка стояла колом, полы зеленого пиджака торчали из-под куртки… Увидев меня, отец вежливо улыбнется и подумает: «Напыщенный провинциал». Или просто: «Вот чучело».

А что, если отец спросит, есть ли у меня девушка? Захочет проявить внимание, сблизиться и спросит… С чего бы умный человек, профессор, станет задавать такой вопрос едва знакомому сыну? Но я вдруг испугался, что задаст… Я ведь не умею врать, – и он поймет, что в свои 27 лет я еще не начал сексуальную жизнь. Я скажу: «У меня нет девушки и никогда не было». Это было первым, что я думал о себе: «Мне уже… а я еще не…» Не «я биолог», или «я внук Нино бэбо», или «после того как моя статья была опубликована в «Das Magazin fur Biowissenschaften» меня пригласили прочитать доклад на конференции во Франкфурте», – а «мне уже… а я еще не…».

Странно, что это было первое, что я думал о себе. Я всегда испытывал неловкость и стыд, когда во дворе обсуждали секс: разумное существо, ощущающее радость от познания, научного открытия, от музыки Баха, не должно получать удовольствие от всего-то генитального контакта. И природа подтверждает: оргазм – одно из немногих состояний, когда лобная кора спит.

Я сейчас говорю о сексе не потому, что я хочу говорить о сексе, а для того, чтобы начать думать о сексе. Чтобы не думать, успел ли отец получить мою телеграмму. Я просил не встречать меня. Телеграмму я дал в последнюю минуту перед отлетом из Тбилиси, сообразив, что при встрече в аэропорту выйдет ужасная неловкость: отец начнет похлопывать меня по плечу, мы оба будем натужно улыбаться, проявляя преувеличенную радость… и о чем нам говорить по пути домой?!