– Возьму, так и быть. Может, я не права.

– Держите! – просиял Костя, немедленно передав букет в крепкие холёные руки.

Она молча положила деньги на стойку и скрылась, хлопнув дверьми. В магазине сделалось очень тихо.

– Что скажете?

– Ты поступил правильно, хоть и был неловким и стеснялся.

– Ну, я ведь учусь.

К обеду мы были собраны и разговаривали друг с другом только на темы, касающиеся непосредственно нашей работы. Костя прогнал хулигана, который развлекался, швыряя мусор около витрины, и убрал в перчатках осколки разбитой бутылки. Он пообещал, что такого больше не повторился, но его не в чем было винить.

К вечеру на город обрушился ливень, и люди и помощники скрылись под шляпами зонтов. Кромешный мрак обступил закрытый «Летний розмарин». Меня переполнило облегчение, я пересчитал деньги, и уже хотел было погасить свет, как вдруг послышался громкий торопливый стук. Неизвестный, обёрнутый шарфом, проговаривал еле различимые слова под плачущим карнизом.

– Кто там? Он не видит, что мы не работаем? – спросил Костя. – Не понимаю.

Он указал на табличку, но неизвестный юноша за стеклом был непоколебим. Мы забеспокоились.

– Уходи! Давай!

Он стоял, больше не стуча монотонно в двери, и шептал непрерывно: «Открывайте. Я не могу без приглашения, не могу!»

Я впустил его к нам. Костя был недоволен своенравным помощником.

– Ну, что тебе? Ты слепой?

Юный помощник дрожал заметно от холода и кутался в рвань, которая когда-то была пальто. Он жмурил живые и умные тёмно-карие глаза, в которых блестели слёзы, и массировал ладони. Костя сурово молчал. По его красному лицу было видно, что он хотел поругаться с помощником и вытолкать его силой на дорогу.

– Что ты хочешь? – спросил я помощника, под которым расползалась грязная лужа. – Если ничего, то уходи. Мы сегодня больше ничего не продаём. Надеюсь, ты не потерялся?

– Нет!.. – воскликнул он грозно.

– Не уйдёшь? – спросил я и недовольно хмыкнул.

– Я не мог потеряться! Мне бы букет. Пожалуйста, дайте красивый букет!

– Какой букет? – удивился Костя и, взглянув на лужу, прошептал: – Вытирать ещё за ним… Мы ничего не дадим, верно?

– Верно.

У помощника изменился тон голоса, он шагнул уверенно вперёд, выпучив глаза, и улыбнулся, как чудак.

«Где телефон?» – подумал я, но не сделал и движения в сторону.

Бело-жёлтая молния озарила «Летний розмарин», и призрачная лошадь с картины приобрела злой и страшный оскал. Девушка с опущенными руками сделалась совсем беззащитной. Грохотнул гром в чёрных тучах. Дождь полился с большей силой.

– Я сказал, что мне нужен букет! Ваш магазин ближе всех к дому. К тому же, мне сообщили, что вы выполняете любые капризы своих покупателей.

– Выполняем, если только они не заявляются к нам поздним вечером, – заметил Костя. – Посмотри на время!

Юноша вынул электронные часы из внутреннего кармана пальто и протёр пальцем заляпанное стёклышко.

– Без двадцати десять.

– Тогда не задерживайся! – произнёс я как можно строже.

Моя резкая фраза лишь сильнее задела его, потому как он тотчас поспешно убрал часы и, кинувшись бурно за прилавок, замахал конечностями. Шарф слетел, я зачем-то аккуратно подхватил его обеими руками. Полка позади кассы затряслась ходуном, когда помощник ударился нечаянно локтем и разбил пузатый коричневый кувшин. Он опустился на колени и, точно обронив кошелёк, проверил быстренько пол, а после выпрямился и заметался беспокойно, раскрывая ящики, доверху забитые украшениями.

Костя вцепился крепко в помощника, пока тот брыкался и прятал неумело в ладони простой бирюзовый бант.

– Остановись же ты! – потребовал он. – Перестань носиться, ты не в сумасшедшем доме, а в цветочном магазине! Ну, это пока…

– Отдайте красивый букет, умоляю! Вам не важно, что будет со мной, если я не куплю цветы? – спросил он, задыхаясь, и горячо воскликнул: – Верните шарф хотя бы! Он мне дорог, как ничто другое.

– Хорошо, что у тебя есть то, чем ты дорожишь.

– Ты хотел украсть бант! Вор! – прокричал Костя, не отпуская помощника, и отобрал насильно бант. – Есть ли нам дело, что будет с вором? Ты плохо одет. Даже слишком для помощника. Может, ты бездомный? Или за тобой не ухаживают?

Я взглянул на несчастного, и он тоскливо пробормотал:

– Не вор я. Вы не понимаете?

– Слушай, если ты получишь букет, то больше не явишься к нам? – спросил я равнодушно.

– Естественно, – ответил он. – Не кричите на меня. Я боюсь, когда на меня подымают голос.

– Не будем.

Костя упрямо возразил мне, что не собирается давать ему ни цветка и, наконец, успокоив нервы, ушёл собирать осколки кувшина. Я вынул неохотно из горшка с водой девять свежих розоватых хризантем, перевязал их другим бантом, который был совершенно сух и не помят. Бант, что помощник собирался украсть, оказался в коробке с нехитрыми вещичками, которые было жалко выбросить.

– Знать бы ещё, кто тебя послал в дождь, – прошептал Костя ядовито.

Помощник отряхнулся, будто от пыли и, сделав поклон, тихо извинился, что до сих пор не называл своего номера и убрал липкие волосы со лба.

– Какой же у тебя номер?

– Десять тысяч триста восемьдесят пять. Откуда такое любопытство? На что вам моя семья? – спросил он Костю с недоверием. – Снова броситесь на меня, как зверь? Я ведь по-хорошему просил.

– По-хорошему? Да что ты! Если бы и так, то пришёл утром или днём, как люди.

– Не сравнивайте меня ни с кем, – сказал помощник мягким, но решительным тоном.

Он завязал потрёпанный синий шарф с большими витиеватыми буквами вокруг шеи, положил небрежно купюру на прилавок и протянул правую руку, чтобы забрать букет.

– Надеюсь, не увидимся больше.

– Да, не сомневался, что вы так скажете, – выдохнул помощник и перевёл на меня задумчивый взгляд, в котором чувствовалась беспричинная радость.

Он улыбнулся сдержанно, словно не желал, чтобы его улыбку заметил Костя.

– Кажется, я вас знаю. Возможно, и нет. Я часто ошибаюсь, – вымолвил помощник, прежде чем поклониться во второй раз.

Нешуточная гроза утихла, капли барабанили по карнизу всё незаметнее и тише. Тучи отступили, и в небе появилась долька крошечной луны, от которой исходил слабый белый свет. Улицы заполнились гуляющими без зонтов, капюшонов и непромокаемых плащей, усилился, наконец-то, людской гомон, визг машин, и стих промозглый ветер, разгоняющийся меж домишек.

– Ты ошибаешься. Мы никогда до этого не виделись.