– Правда, правда? – переспросил он озадаченно и сощурился. – Даже если вы меня не видели, то я вас видел когда-то отчётливо, но не говорил с вами близко. Вы не снимались в рекламе? Почему-то я вспомнил одного человека, который продавал садовые скамейки. Он сильно похож на вас. У него такой же кошачий разрез глаз, такие же русые волосы, искусанные губы, есть родинка на лбу. Я долго наблюдал за ним, за его размашистой и медленной походкой и словами, которые он произносил. Звали продавца, кажется, Андреем… или Виталием… может, Данилой? Не помню.

– Дело в том, что я продавал и продаю одни цветы, а не скамейки.

Костя подтвердил, что я подобным в жизни не занимался и закончил убирать осколки.

Помощник огорчился, что не до конца вспомнил меня, повернулся к нам спиной и, сделав несколько шагов к выходу, вдруг задержался рядом с декоративной пальмой. Он молчал, пока Костя вновь не рассердился страшно на него.

– Кто ты?

Было сумрачно, душно и печально, как в кошмаре. Помощник обернулся и сказал сухо, будто сминая крекер:

– Кто я? Просто помощник, и больше ничего. Живу с одной женщиной и с одним мужчиной по фамилии Пустыркин. Слыхали, как восемь месяцев назад в честь предков Пустыркиных решили назвать улицу?

– Нет, – сказал Костя.

– Вы многого не знаете и не слышали. Ну что ж, не беда! Пустыркины окружают меня заботой, как члена своей семьи, а я приношу в квартиру цветы и другие красивости в благодарность за доброту.

Лампа тревожно замигала, и муха, что до этого тыкалась в потолок, пролетела с жужжанием мимо моего носа. Я спугнул её, не отрывая немигающего потухшего взора от серьёзного выражения помощника, осунувшегося и белого как мел. Костя положил на моё плечо руку. Я торопливо скинул её, следя неотрывно за тем, как меняется до неузнаваемости ясный облик нарушителя спокойствия. Нечто хорошо знакомое и даже близкое удалось мгновенно уловить в открытом и угрюмом помощнике. Меня кольнуло горькое расплывчатое воспоминание, которое сразу же померкло. Непрошеные мысли порождали в душе смятение и наполняли её смутным предчувствием. Тело пронизал озноб, сердце билось часто, и его стук отдавался над верхней губой. Слова Кости были невнятны, они разносились эхом по магазину.

«Значит, ты пришёл в «Летний розмарин» не для того, чтобы купить букет? Есть ли скрытый смысл в твоих поступках?» – подумал я с волнением.

– Идите за мной, и я покажу наш дом, – воскликнул помощник и поправил шарф, что вот-вот должен был распуститься. – Боитесь, что поведу вас по тёмным переулкам? Ха-ха-ха! – захохотал он противным смехом, от которого я содрогнулся. – Нет, мы живём не на окраине, а в центре, в сорок пятом доме.

– Зачем мне идти за тобой?

– Не ходите!

Костя намеренно отвлекал меня, чтобы я не задерживался на помощнике.

– Отстань, – брякнул я вслух.

– Не слушайте, что он лепечет. Язык без костей у него, помело. Глупо.

– Вам кажется, что я болтун? – изумился юноша. – Нет уж, так не пойдёт… Я не с вами говорю, тем более. Не перебивайте.

– Продолжай, – попросил я.

Помощник, очевидно, продолжать не намеревался. Он полностью преобразился, заметно посветлел и немного смягчился. Щёки его залила нежная акварель, рот растянулся в озорную ухмылку. Да, продолжения не последовало, но я не настаивал.

– Всё?

– Всё, – произнёс он неестественно звонко.

Уже ничего не чудилось странным, густой шум не стоял в ушах. Луна изменила яркость и озарила помощника с букетом в белой аккуратной руке, сотрясаемой дрожью.

Костя заключил, что помощник был не в себе. Он не предполагал даже, какие мотивы двигали им, и собирался забыть о произошедшем, как о беспокойном сновидении, посоветовав мне сделать то же самое. Рассудок мой быстро прояснился. Я также возмутился поведению помощника, когда мы с Костей заперли двери «Летнего розмарина», вышли освежиться, и откровенно высказался:

– Бесспорно, он поломан! Какая-то деталь, дурацкий механизм… У него нет браслета, хотя они все без исключения их носят, – задумался я ненадолго. – Как считаешь?

– Наверняка потерял, – сказал Костя. – Он просто не из этих… Ну, их…

– Каких?

– Забыл. Слово на языке вертится, а вспомнить не могу, – объяснил Костя, слегка оробев, и поёжился от сухого треска за деревьями. Навстречу нам выбежала собака, вся в тёмно-рыжих заплатках, с тонким ошейником из железа, а за ней выпрыгнул как ошпаренный мужик и, схватившись за поводок, потянул бедолагу за собой через дорогу. – Сегодня суеты больше обычного. Как им не надоело? Ну сами посмотрите, их раздавит машина! Хм. Неважно.

– Он дефективный. Совсем старый, хотя внешне не особо-то и видно. Не знаю, почему я не позвонил в полицию. Заодно бы не мучились в догадках.

– Я не мучаюсь. Зачем. А вы? Что, пойдёте за ним?

– Нет! Мне делать, что ли, нечего? Я просто так сказал, чтобы узнать, как ты.

На самом же деле, я мучился лишь головной болью. «Неизвестно, как работал мозг помощника, и какие там образовывались мысли, которые не были предусмотрены программой, наверняка ещё и загруженной с ошибками. Если программы, как таковой нет, то нет и смысла в существовании помощника. Мне тошно думать, что он сидит и дожидается меня в квартире, причём его хозяева не представляют, что он натворил», – подумал я, а вслух произнёс о том, что не имело ни малейшего отношения к вечернему инциденту:

– Завтра забираем заказ у поставщика. Не забыл?

– Как тут не забудешь!

Костя припомнил, что в магазине у меня был серый и тоскливый взгляд, будто бы мне не принадлежащий.

– Зовите, если буду нужен.

– Куда звать? – удивился я, остановившись перед светофором, алым, как маковый бутон. – Эй! – окликнул громко, и все серьёзно оглянулись и застыли неподвижно, точно восковые манекены.

Повисла душная тишина, и облачное одеяло затянуло луну. Я заметил, как между грязно-жёлтыми улочками пронеслась знакомая фигура. Она миновала безликие серые в девять этажей дома, которые подлежали реконструкции, стеклянный шкафчик с книгами фантастического и фэнтезийного жанра и, свернув торопливо в пустынный переулок с облезлой вывеской на болтах, припала к стене. Как по волшебству замерло время. Только фигура повернулась боком, вытянула пустые руки, чтобы ухватиться за поломанный фонарь, и бесшумно спустилась. Мрачные опасения тотчас отпали. Костя, верно, не достучавшись до меня, пошёл один по зебре. Я нагнал его и довольно посмотрел на оживших людей и на переулок, где лежал человек без букета из «Летнего розмарина». О, к счастью, он валялся вовсе без чьего-либо букета.

– Вы очень рассеяны. Хватит с вас воздуха, – сказал Костя, огорчённый моей невнимательностью. – Поезжайте домой. Тяжело и плохо мне.