Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неправда! Он меня терпеть не может!
Сесил поморщилась, когда дочь скрылась в гостиной, хлопнув дверью. Маршалл поджал губы, и это ей тоже не понравилось.
– Извини, Нед.
Хотя Сесил знала, что реплики Неда вызваны благими намерениями, в душе она не могла не сочувствовать дочери. Они слишком долго прожили вдвоем, и временами Сесил искренне раздражали добросовестные усилия Неда разделить с ней бремя ответственности.
– В самом деле? – Он вздохнул. – И ты меня извини. Просто сегодняшний вечер должен был стать особенным…
– Да уж, теперь мы его долго не забудем. – Лукавая усмешка померкла, когда Сесил увидела, что красивое лицо Неда осталось бесстрастным. – Хотя, возможно, следовало бы забыть.
– Ты хочешь сказать, что не выйдешь за меня? – В голосе Маршалла звучало недоверие.
– Конечно, нет. – Или да?
На лице Неда отразилась боль, и это заставило Сесил испытать чувство вины. Она шагнула вперед, собираясь поцеловать его. Туфли на высоких каблуках она скинула раньше, и подол шелкового платья задел за шляпку гвоздя, торчавшую из половицы.
– О черт, – пробормотала она, когда ткань затрещала.
Большая, сильная рука с неожиданной легкостью освободила подол.
– Спасибо. – Она невольно заметила, что, несмотря на простецкий вид незнакомца, руки у него красивые и ухоженные.
Молодой человек поднял глаза и посмотрел ей в лицо; этот взгляд заставил Сесил слегка улыбнуться.
Навешенный ему ранее ярлык «простой, но добрый» пришлось сменить. Во взгляде темных глаз не было намека ни на простоту, ни на доброту. Под ложечкой возник холодок, и она на миг затаила дыхание, дабы это ощущение улеглось. Еще ни разу в жизни она не встречала столь откровенной мужественности. Шум, возникший в ушах, напоминал сигнал боевой тревоги.
Сесил по-прежнему была благодарна незнакомцу, но теперь к благодарности примешивалась осторожность. В этих черных как ночь глазах горел не только ум, но и уверенность в себе, граничившая с дерзостью и самомнением, обычными для всех красивых самцов, считающих себя солью земли. Однако это была совсем не та уверенность, которую чувствуют люди, хорошо знающие, где они будут обедать в следующий раз.
Впрочем, заморышем незнакомец не был. Отнюдь. Когда Сесил увидела его худощавую мускулистую фигуру и широкие плечи, по ее телу внезапно разлилось тепло. Как ни одень такого мужчину, он будет заметен в любой толпе. Более того – толпа раздастся и пропустит его!
– Не знаю, как вас благодарить, – довольно чопорно сказала она, разозлившись на то, что ее смогла отвлечь такая мелочь, как мужская привлекательность.
Сесил, как тебе не стыдно? Он спас Кэм один Бог знает от чего, а ты задираешь нос, потому что этот мужчина обращает на себя внимание и из него так и сочится сексуальный магнетизм?
Как бы она смогла отблагодарить его? Думать об этом было ниже достоинства Говарда, но он не мог ошибиться в оценке реакции собственного тела. Что ж, по крайней мере, к нему возвратилась способность думать. Ему приходилось испытывать влечение с первого взгляда, но такого умопомрачения он еще не знал. Сесил. Ему нравился звук этого имени, нравилось…
– Вот вам за хлопоты.
Говард посмотрел на купюры, зажатые в протянутой руке ее бой-френда, прищурился и медленно посмотрел ему в лицо. Боже, да этому малому за сорок, удивился Уэйн. Что она в нем нашла? Конечно, кроме богатства, цинично подумал он.
– Не нужны мне ваши деньги, – сказал Говард, не скрывая презрения.
Сесил толкнула Неда локтем в бок и умоляюще посмотрела на незнакомца.
– Пожалуйста, не обижайтесь! – с жаром сказала она. – Нед хотел только…
– Возместить расходы? Как водится между соседями?
– Да вы только посмотрите… – Нед явно потерял свою обычную спесь.
Впрочем, подумала Сесил, эта кровожадная улыбка и прищуренные глаза могли бы лишить уверенности в себе кого угодно. Она сомневалась, что Маршаллу приходилось когда-нибудь сталкиваться со столь явным пренебрежением.
– Нед! – воскликнула она тоном, в котором звучало скорее раздражение, чем сочувствие. Он ведет себя так, словно это его дом и его дочь. Неужели он не видит, что оскорбляет гордость этого человека? Ее коробила такая бестактность. – Наверное, будет лучше, если мы попрощаемся. Кэм…
– Ты просишь меня уйти? Чудесно…
– Не глупи, Нед!
– Ты так заботишься о его чувствах? – Это неожиданное обвинение заставило ее потерять дар речи. – А как же я? Сесил, мне нравится твоя уравновешенность и рассудительность, но временами хотелось бы… Ладно, все! – сказал он, поджав губы и бросив прощальный взгляд на незнакомца. – Сесил, я позвоню утром. Не забудь, что во вторник мы обедаем с Брендонами. Надень что-нибудь менее… – он критически посмотрел на ее декольте, – открытое. Ты же знаешь, как консервативна Констанс.
Обычно Сесил не обращала внимания на его замечания, делавшиеся в шутливой форме. Однако сегодня он выказал свое недовольство недвусмысленно.
Она нахмурилась и осмотрела себя. Бретельки были такими тонкими, что надеть лифчик не представлялось возможным, но сказать, что она слишком обнажила ложбинку между грудями, было нельзя хотя бы потому, что обнажать было нечего! Правда, плоскогрудой ее тоже никто не назвал бы. Сесил натянула ткань, прищурилась и посмотрела на очертания своей девически упругой груди.
– Будь оно все проклято! – с чувством сказала она.
В конце концов, она устала ходить по натянутому канату, ублажая то Кэм, то Неда. Но больше всего она устала от ощущения собственной вины.
Сесил закинула голову, обнажив красивую длинную шею. Что бы она сделала, если бы я поцеловал ее в то место над ключицей, где пульсирует жилка? – мельком успел подумать Говард. Заверещала бы, как будто ее убивают? Замолчи, дурак, сурово приказал он себе, ставя крест на этой глупой фантазии.
– Это вы про меня?
Сесил подняла глаза, и Говард понял, что она напрочь забыла о его существовании. Ее бледные щеки залила краска. Она тревожно покосилась на свое декольте, и у Говарда дрогнули губы.
– Нет, конечно, нет. Знаете, я действительно очень признательна вам и с удовольствием сделала бы для вас что-нибудь приятное, что-нибудь такое, что…
– … Не оскорбило бы мои чувства? – догадался он.
В глазах Сесил блеснула искорка смеха.
– Как я могу…
– Я пропустил обед, отвозя… Кэм домой. Может быть, сандвич? – Эти слова сопровождались улыбкой, от которой женские сердца таяли еще тогда, когда Говард был пятилетним мальчиком.
Приглашать к себе мужчину с такой внешностью? Осторожность, к которой ее приучали с детства, вступила в короткую битву с материнской благодарностью.
Она едва заметно кивнула.